Николай Сербский - Земля недостижимая. Сквозь тюремное окно

чтобы явиться на земле и объявить людям истину Своей Сущностью и в Своей Сущности; чтобы дать отдохнуть человечеству, уставшему от поисков истины в вещах и от поклонения вещам, ибо в чем люди видели истину, тому они и поклонялись, будь то вещи или личности;

чтобы вывести разум человеческий из тени природы и направить его на поклонение истине в Сущности единого Бога;

чтобы помочь людям отличать истину от символов истины, которыми являются вещи и факты; чтобы научить людей ценить и любить личность человека из‑за Личности Творца, Который над миром и над всем в мире.

Так было в старой христианской Европе, где философы, ученые и властители были единодушны с массами простого крещеного народа в ответах на эти три вопроса и не обособлялись от народа.

Однако за последние несколько столетий народы Западной Европы вовлеклись в ярые споры и лютую борьбу со своей Церковью или, вернее, со своей церковной иерархией. И в этой борьбе народы захлебнулись кровью больше, чем в войнах с гуннами и сарацинами. Ужасы братской крови затмили дотоле ясные духовные горизонты европейцев и отвратили многих умных, но озлобленных сынов Церкви от Божественного Логоса и от небесной правильной логики, вернув их к ошибочной земной логике языческих времен. И было все именно так, как в сильных выражениях описывал апостол Петр (2 Пет. 1 — 22). То есть, познав истину в едином личностном Боге, они повернулись к немощным стихиям мира и бессловесным предметам природы, чтобы спрашивать у них об истине, и, наконец, собрание всех вещей в природе провозгласили божеством. Ибо в чем они видели истину, тому и поклонялись.

Жесткие церковные иерархи и озлобленная интеллигенция превратили христианскую Европу в «жилище, разделенное в самом себе». Как можно жить в таком доме? Кровля и стены духовной Европы рухнули еще во времена ранних поколений, раскидав дрова в очаге. А на глазах нашего поколения, во время Первой мировой и Второй мировой войны (фактически, не мировой, а европейской) и фундамент лопнул.

Как страшно слово апостольское, сказанное о древних язычниках: когда помыслили, что мудры, обезумели. Еще страшнее пророчество одного святого и прозорливого человека о нео–язычниках: «Наступят времена, — предсказал Антоний Великий, — когда миром овладеет такое безумие, что сумасшедшие будут считать разумных безумными, а себя разумными».

Если бы европейские материалисты и идеалисты скрывали свое безумие в себе и держали бы свою беду при себе, они были бы малыми вредителями. Однако характерная особенность сумасшедших, охваченных манией величия, учить других, поэтому беда разрастается. Гонимые духом беспокойства, они навязываются обществу в учители и вожди, принося народам большой вред.

Обычно искусные на перо и пламенные в речах, они очаровывают простой народ видениями некой земли обетованной, или рая на земле, которая манит их, как фата–Моргана в пустыне. Когда лжеучители достигают власти, волшебные видения призрачной страны счастья отдаляются, бледнеют и исчезают. И тогда грубая реальность пустыни еще страшнее печет и ранит. А разочарованные люди и народы проклинают болезненную мечту своих вождей, которая привела их не в землю обетованную, не в земной рай, но туда, откуда нет возврата, — в Землю недостижимую.

Ночь с понедельника на вторник

Два вооруженных охранника ввели Спаса в зал суда. Спас слегка кивнул судьям.

Председатель: Спас Спасович?

Спас: Я, господин полковник.

Председатель: Скажи‑ка, есть ли у тебя храбрость говорить правду и тогда, когда это было бы опасно для твоей жизни?

Спас: Правда никогда не представляет опасности для жизни, лишь ложь опасна.

Председатель: Ты так думаешь?

Спас: Истина и жизнь неотделимы друг от друга, как глаза и зрение, по слову Того, Кто сказал: Я есть истина и жизнь.

— Т ы имеешь в виду того Иисуса, еврея? — вскинулся гестаповец.

Спас: Я имею в виду, господин оберштурмбанфюрер, Господа Иисуса Христа, который был столько же евреем, сколько и немцем, и испанцем, и сербом, и американцем, и азиатом, и африканцем. Он называл себя «сыном человеческим», а не сыном еврейским.

— Ха–ха–ха! — злобно рассмеялся гестаповец. — Скажи еще и негром, и папуасом!

Спас: Да, и негром, и папуасом, и всеми остальными, чтобы всех спасти, как Мессия и Человеколюбец.

Гестаповец: Я считаю, что ты наносишь вред немецкой расе, когда называешь этого мечтателя немцем.

Спас: А я уверен, что большинство немецкого народа считают это не вредом, а великой честью.

Гестаповец Мы, во главе с нашим гениальным Вождем, идем по пути излечения всего немецкого народа от этого векового заблуждения, и мы отвратим наш народ от мягкотелого Иисуса и вернем его к вере наших тевтонских предков в богов силы и стойкости, мужества и победы. Мы высшая раса, которая слишком долго была обманута сладостными мечтами этого еврейского Помазанника. Он отбросил нас назад и уравнял со слабаками и рабами. Сейчас мы нашли своего настоящего мессию и, вырвав свою судьбу из немощных рук еврейского пророка, отдали ее в железные руки нашего национального мессии, Адольфа Гитлера. Наша задача владеть мечом Зигфрида, а не рабски плакать перед крестом или с крестом. Понял?

Спас: Слова понимаю, но боюсь, не понимаю их смысл. Зачастую, не меч, но именно слезы поворачивали судьбы людей к добру.

Гестаповец: Мы оставим вам, славянам, незавидную роль плакать вместе с плачевным Христом, прислуживая нам, более сильному народу, и батрача на нас. Всегда высшие расы господствовали над низшими. Это азбука мировой истории, которую ты, жалкий учителишка истории, еще не понял.

Спас: Я могу только удивляться вашему красноречию, господин оберштурмбанфюрер, но и огорчаться из‑за такого вашего толкования истории. Не хотите ли вы сказать, что если какая‑то жестокая банда, не связанная моральными законами, неожиданно нападет на один мирный культурный город, ограбит и разрушит его, а жителей перебьет или отведет в рабство, то это означает, что некая высшая раса стала полноправным властителем некой низшей расы?

Гестаповец: Например?

Спас: Например, когда дикие хикси или разнузданные мамелюки опустошили культурный Египет. Или когда кровожадный Тамерлан разорил христианскую Армению и цивилизованную Персию. Или когда свирепые сельджуки и османы погубили Малую Азию и Византию. Или, например…

— Или, например, — закричал разъяренный гестаповец, — когда «дикие германцы» поработили «высокообразованных» свинопасов–сербов, это ты хотел сказать, а?

Спас: Это вы сказали.

Гестаповец: А ты что говоришь, раб?

Спас: А я говорю, что мы, сербы, не сердимся, когда вы называете нас свинопасами, как и немцы не должны сердиться, когда мы называем их медниками или точильщиками. Мы выращивали свиней и отдавали их немцам за котлы и колеса. Ни то, ни другое занятие не имеют ничего общего с образованностью. И свинопасы, и медники могут быть или образованными, или необразованными.