Вениамин Милов - Дневник инока

Как‑то раз отец, хотевший, чтобы я пономарил, велел примерить на меня стихарь. Я испугался, начал плакать. Стихарь с меня сняли и отдали старшему брату, который с этого времени носил его. А мне после очень хотелось его надеть, я завидовал брату, но из‑за трусости лишен был счастья прислуживать в алтаре за богослужением.

Из детских впечатлений в память врезался один эпизод. У матери разлилась желчь, и она страшно мучилась от нестерпимых болей. Как‑то ночью ее страдания достигли предельной точки. Помню, отец разбудил меня и брата, поставил нас перед иконами и заставил вместе с ним молиться о выздоровлении болящей или, по крайней мере, об ослаблении ее мук. После краткой молитвы мне и брату было позволено лечь спать. К утру матери стало легче, стоны прекратились. В то же утро я, проснувшись, зачем‑то вышел в кухню. Посмотрел на окно, выходившее во двор, и… застыл от ужаса. Там во всю ширь оконного проема виднелась голова какого‑то человека колоссального роста, в барашковой шапке, с дымящейся сигарой. При этом глаза этой чудовищной головы, масляные, наглые, полные зверства, страстей и блуда, смотрели на меня, не мигая. Придя в себя, я бросился из кухни, позвал кого‑то из родных посмотреть, что это за страшный человек. Но потом уже за окном никого не оказалось. Весело светило солнце, заливая кухню золотом теплых лучей. До сих пор этот страшный образ стоит у меня перед глазами. Может быть, Господь тогда впервые допустил диаволу показать все свое страстное, зверское существо, дабы я боялся его и бегал диавольских дел.

Давно уже не возвращался я к своей памятной тетради. Господи, благослови вспомнить дальнейшие подробности моей грешной жизни, оплакать допущенные ошибки. Из Орлова отец переехал на церковную службу в город Яранск Вятской губернии. Отправив маму в Казань для лечения в клинике, он собрал свое небольшое имущество, взял нас с братом и поехал к месту своего нового назначения. Думаю, что мне было тогда лет пять. В Яранске мы остановились у некоего Николая Александровича Сергеева, старичка с трясущейся головой и дрожащими руками, который любил раскладывать пасьянс и баловал нас сладостями. Из этой квартиры мы перешли на жительство в дом Лопатина. Квартира была только что отремонтирована: в комнатах еще пахло краской. Как раз в это время отца вызвали в Казань повидаться с мамой: ей предстояла сложная операция. Брат и я остались на попечении церковного сторожа, молодого человека, кстати сказать, любившего покурить. В подражание ему я решил свернуть папиросу, начинив ее мхом, который надергал из пазов бани. От первых опытов я перешел к табакокурению — на другой или на третий день попробовал настоящую папиросу. Голова моя болела, кружилась, и в организме появились какие‑то тонкие позывы, похожие на плотское влечение. И что же дальше? Однажды ложусь я спать и вижу удивительный сон (вообще я в жизни видел очень мало снов, а этот не могу забыть). Представилось мне, что я нахожусь в каком‑то подземелье. Негры там ходят около больших печей и чугунных котлов, откуда раздаются душераздирающие вопли мучимых в огне людей. Эфиопы подскакивают ко мне и влекут к одному из котлов. В руках их были железные трезубцы. Ужас охватил меня, выступил холодный пот.

В страхе я застонал и молил пощадить меня. Почему‑то в детском сознании всплыла картина недавних опытов с папиросами. Я тогда закричал:"Даю обещание больше не курить, только не мучьте меня, не ввергайте в раскаленную печь!". При этих словах эфиопы разбежались, и я проснулся. Остаток ночи я не смежил глаз. Душа трепетала от разительного переживания. Вскоре из поездки возвратился отец. Услышав мой рассказ об ужасном сновидении, он объяснил его тем, что дом не был освящен после ремонта. Затем в нашей квартире отслужили водосвятный молебен и окропили святой водой все комнаты.

Одно из приятных воспоминаний детства — это воспоминание о матери. Отец нами мало занимался. При глубокой религиозности он был вспыльчив, раздражителен и грубоват. За всю жизнь я не помню ни отцовской ласки, ни поощрения, кроме разве того случая, когда он сам лично вызвался проводить меня в Казанскую духовную академию. Об этом речь впереди. Напротив, мать всегда была с нами. Изредка она баловала нас тем, что покупала игрушки, переводные картинки. Иногда я ходил с ней в книжный магазин, где мне позволялось выбрать что‑нибудь из житийной литературы, сказок, рассказов по русской истории. Если от золотухи болели глаза, мать терпеливо водила меня к врачу на прижигание ляписом. С ней я в детстве ежегодно по неделе говел. От неумения молиться мне нелегко было выстаивать длинные великопостные службы. Каких‑либо ощутимых религиозных впечатлений того времени я не помню. Их не было, если не считать зрелища смерти при гробах покойников, к которым мать подводила меня в церкви. Жалко, что до двадцати пяти лет я жил религиозным невеждой, не знал о цели жизни, пути ко спасению, не имел четкого и ясного понятия о христианском подвиге ради Царствия Небесного.

Когда мне исполнилось семь лет, старший брат отвел меня в начальную школу, принадлежавшую Министерству народного просвещения. Это было в упомянутом выше Яранске. От природы я был довольно туповат, учился средне. Интересов особенных ни к какой науке не питал. В школьном товариществе увидел много зла, пороков, узнал и ругательства. Хотя сам не произносил их, однако они часто сами собой повторялись в памяти и оскверняли мою душу. В первом классе школы я вновь увлекся курением, губил легкие месяца два, пока однажды в присутствии гостей мать не почувствовала от меня запах табачного дыма и не пристыдила при всех. После того я уже не притрагивался к табаку.

Среди школьных товарищей мне встретился замечательный мальчик по фамилии Мотовилов. Господь коснулся его детского сердца. Он любил молитву, должно быть, имел опыт неоднократной помощи Божией. Наблюдательные сверстники рассказывали, как он, прежде чем начать готовить уроки, долгое время молился, крестил учебник, а выучив урок, благоговейно целовал его. Помню еще законоучителя отца Алексия Стефанова. Его уроки дышали сердечностью, искренностью и составляли предмет моего интереса. Например, этот добрый пастырь прекрасно изображал борение в детском сердце злых и святых помыслов при соблазнах и влечениях души к злу."Представьте, — говорил он, — что вам хочется из отцовского шкафа взять без спросу сладости. В эти минуты в каждом из вас как бы два человека, которые спорят друг с другом. Один шепчет:"Возьми сладость тайком, она такая вкусная". Другой противится нехорошему внушению и говорит:"Не оскорбляй Бога, не делай ничего без родительского позволения, иначе совесть будет мучить". Два существа, препирающиеся внутри нашего сердца, суть злой дух и Ангел света. На чью сторону склонится дитя, тот дух и приблизится к нему".