С. А. Иванов - Блаженные похабы

Новые юродивые в этот период ведут себя с опаской и далеко не столь разнузданно, как раньше. Так, Никон Черногорец (XI в.) написал житие собственного учителя Луки Аназарбского, но, когда прочитал его монахам своего монастыря, те предложили ему выбросить из текста некоторые двусмысленные эпизоды. Однако Никон счел за благо сжечь всю рукопись [404] Doens I. Nicon de la Montagne Noire // Byz. V. 24. 1954, p. 135. . В одном из посланий Никона, озаглавленном «О сновидениях и пустых откровениях», изложены его сомнения по поводу юродства.

Если я буду изображать из себя придуривающегося (προσποιήσομαι τον μωρόν ποιεΐν), подражая предшествующим отцам, то многие, и в особенности те, кто знает Божественное писание, меня распознают и я не смогу скрыть [своего намерения]. Только прикинувшись лицедействующим от бесов (από δαιμόνων σχηματίζεσθαι προσποιήσομαι), я смогу скрыться от людей [405] Σταμούλη Хр. Λ. Σαλοι και ψευδοσαλοί στην ορθόδοξη αγιολογία // Γρηγόριος* ο Παλαμάς*. Τ. 721. 1988, σ. 127 (цитируется неопубликованная рукопись из монастыря св. Екатерины на Синае). .

Из этих слов видно, что парадигма юродского поведения стала общеизвестной благодаря культу Симеона и Андрея, отчего данный вид святости потерял свое главное оправдание — бегство от людской славы. Если благодаря юродству можно стать знаменитым при жизни, то в нем не остается и последнего намека на смирение. Вопрос, стоявший перед современниками Симеона и Андрея, — сумасшедший или святой? — переместился теперь в новую плоскость: настоящий юродивый или притворяется таковым? [406] Deroche V. Etude, p. 283.

Никон признается, что и сам он в юности, почувствовав призвание к данному подвигу, принялся юродствовать, даже не дождавшись благословения своего духовного наставника Луки. Тот, вернувшись в монастырь из какой‑то поездки, принялся отговаривать Никона.

Ведь и сам великий старец в юности своей занимался юродством (σαλάτον), но открылось ему от Бога, что «этого не следует делать ни тебе, ни другому — но лучше потщись стяжать большую мудрость и разум»… Даже предание насчет того юродства, которым занимались древние отцы, [показывает, что этот подвиг] творился [лишь] по усмотрению [Божию] и не был общепризнанным (περιεκτική), но легко приводил к соблазну и ко всеобщему вреду. Из‑за этого и написано в житии Симеона, Христа ради юродивого, насчет соблазнившихся, что [святой] просил у Бога, дабы из‑за него им не засчитывался грех. Да и святой Собор категорически повелел, чтобы теперь такого не было [407] Σταμούλη Хр. А. Σαλοί και ψευδοσαλοί, σ. 27—128; ср. древнеславянский перевод: Архимандрит Варлаам. Обозрение рукописей препод. Кирилла Белозерского// ЧОИДР. Кн. 2. 1860, с. 61. .

Итак, главным обвинением юродству выдвигался как раз его провокационный характер. Любопытно, что Никон приписывает Симеону Эмесскому эпизод, в действительности относящийся к рассказу о Виталии из жития Иоанна Милостивого [408] Leonlios de Neapolis. Vie de Symeon le Fou, p. 389. . Видимо, он приводил его по памяти. Интересно и то, что впервые мы здесь видим ссылку на 60–ое правило Трулльского собора.

В другом своем произведении, «Пандектах», Никон как минимум еще дважды возвращается к проблеме юродства и оба раза его осуждает: «Божественные законы отвергают тех, кто практикует юродство (то σαλά- τον… έπιτηδεύοντας·) по образцу великого Симеона и Андрея, и ныне (άρτι) совершенно это запрещают» [409] Максимович К. А. П андекты Никона Черногорца в древнерусском переводе XII в. (юридические тексты). М., 1998, с. 270.4—7 (вторая пагинация). . Обращает на себя внимание, во–первых, появление у Никона ранее не зафиксированного термина для юродства— σαλάτον, а во–вторых, парадоксальность ситуации, при которой Симеон и Андрей по–прежнему признаются за великих святых, но не за образец для подражания! Столь же непреклонен Никон и в другом своем пассаже на этот счет: «Если кто‑нибудь из уподобляющихся богоносным мужам в чем‑то юродствует (σαλεύει τι), это следует называть не домостроением [Божиим], но преступлением, и предательством догмата, и нечестивостью в отношении Божественного» [410] Там же, с. 468.6—9. .

Характерную эволюцию проделало само слово σαλό? [411] В агиографии средневизантийского времени это слово применительно к юродивым часто заменяется на менее выразительное и больше напоминающее о евангельской «глупости Христа ради» слово μωρό?, см., например: Menologii anonymi Byzantini saeculi X. Fasc. 2. Petropoli, 1912, p. 194 sqq. Cp. c. 209; Interpretationes divinorum mandatorum // PG. V. 106. 1863, col. 1372. . В общем, оно, взятое без пояснения διά Χρίστον, никогда не утрачивало своего изначального бранного смысла [412] Cm.: Mkhaelv; Pselli Poemata / Rec. L. G. Westerink. Stuttgart, 1992, p. 444.236; Krumbacher K. Mittelgriechische Sprichworter. Mtinchen, 1893, S. 75, 94, 110, 117, 122; Die Sprichwortersammlung des Maximus Planudes // Erl. von E. Kurtz. Leipzig, 1886, №4, 10, cf. №21, 47, 65, 207, 245, 251. Scholia graeca in Aristophanem. Paris, 1877, p. 101: Ad. «Nubes», v. 398; В позднейших схолиях слово σαλός появилось и в объяснении ν. 1070. (так, имя ересиарха Силуана подверглось «идеологическому» искажению: оно записывалось как Σαλουάνους· [413] Petri Siculi Historia manichaeorum I I PG. V. 104. 1860, col. 1280, app. crit. , т. е. как бы «дважды безумный»). Однако в средневизантийское время у слова σαλός развивается и новое значение. Это развитие можно проследить на тех контекстах, где интересующее нас понятие используется в словарях и схолиях, для пояснения других слов. К примеру, единожды встретившееся у Аристофана загадочное слово κρόνιππος· словарь «Суда» поясняет как «Большой болтун; дерзец, сибарит, развратник» [414] Suidae Lexicon, K. 2471. , а в схолиях на рукописях Аристофана это же слово объяснено то как «большой болтун», то как σαλός· [415] Holwerda D. Prolegomena de comoedia. Scholia in Acharnenses, Equites, Nubes // Scholia in Aristophanem 1.3.1. Groningen, 1977, vers. 1070f. . Еще в одном византийском толковом словаре есть такая статья: «Μώμαρ —ό σαλός·» [416] Slurz F. W. E tymologicum Graecae linguae Gudianum et alia grammaticorum scripta e codicibus manuscriptis nunc primum edita. Leipzig, 1818 (repr. Hildesheim, 1973), p. 402. , при том что странное и очень редкое слово Μώμαρ в других словарях приравнивается к μώμος·, «поругание, насмешка». Стало быть, σαλός· могло уже значить не только «дурака», но и развратника, болтуна, дерзеца, сибарита и насмешника, а это — явная аллюзия на то впечатление о себе, которое создавал ό διά Χρίστον σαλός.

Итак, юродивый выглядел в XI в. фигурой примелькавшейся, и каждому было заранее понятно, чего можно ожидать от этого амплуа. Но отсюда вовсе не следует, что новые юродивые перестали появляться.

В житии Лазаря Галесиота (BHG, 980), написанном во второй половине XI в., о некоем Луке Эфесском сказано так: «Про монаха Луку, который прикидывался дураком (τον μωρόν ίπτοκρινόμενος·) дабы обретаться мудрым во Христе, я мог бы очень много рассказать, если бы взялся писать о нем по порядку» [417] 10 De Sancto Lazaro Monacho // AASS Novembris. V. 3. Bruxelles, 1910 p. 569. .