Софроний Сахаров - Видеть Бога как Он есть

Сознанию испытанного христианина становится доступным Евангельское слово. То, что прежде казалось противоречивым, раскрывается как Божественная универсальность, как от века утаенная от нечистого ока святая Тайна. Слишком велик контраст нового разумения с предшествующим омрачением, чтобы выразить сие словом. Дух человека достигает двух пределов: ада и царства, меж которых движется вся духовная жизнь разумных личных существ.

Соберется ли дух во внутрь от мучительного томления или от нашедшей на него небесной славы — молитва его становится подобною молнии, в миг прорезывающей вселенную от края до края. Освобожденный от власти над ним всего преходящего, дух легко восторгается в мир непреложный. Казавшееся смертельным страдание сплетается с нестерпимым блаженством.

Естество человека не выносит долгое время предельных состояний. Некоторые из них даются лишь немногим, лишь однажды. Но в данном опыте в кратчайший временной момент открываются такие сферы Бытия, о которых обычно люди и не подозревают: их сердце закрыто для восприятия святой Жизни Бога.

Начало победной борьбы с грехом состоит в удалении от мест, от лиц и обстоятельств, с которыми были связаны наши падения. Уход из мира, бегство в пустыню в этом смысле явятся положительным этапом, потому что там, в пустыне, мы материально, физически не можем исполнить делом многих грехов, например: насилие, обман, клевета, любостяжание, распутство, невоздержание и подобное. Конечно, этого далеко недостаточно. Внимательный христианин и само наличие в нем еще не преодоленных страстей, побеждающих его хотя бы только в начальных стадиях мысли (помысла), переживает как рабство греху и смерти. Помимо сего есть много грехов, которые независимо от их осуществления в видимой форме, губят нас, — например: гордость, тщеславие, самовозношение, злопамятство и другие. Борьба с ними может быть весьма тяжкою даже в пустыне, в полном одиночестве. Победа над всем — в смирении, уподобляющем нас Господу, бесстрастному и смиренному.

Бесстрастен Бог, и спасенные в Нем — бесстрастны. Смысл христианского бесстрастия в том, что человек освобождается от власти над ним “закона греха” (ср. Рим. 8, 2). Состояние бесстрастия характеризуется неотступным присутствием благодати Духа Святого внутри человека, Который свидетельствует духу нашему, что мы перешли от смерти в жизнь нетленную. Действие Духа Божьего познается в любви, ибо Бог есть любовь, и пребывающий в любви, пребывает в Боге и Бог в нем (1 Ин.4; 16). Эта любовь бессмертна по роду своему. Она не умаляется от страданий, но ей свойственно сострадание. Поставляя человека вне смерти, она, сия любовь, естественно полна сострадательной жалости даже ко врагам. Она не убоится убивающих тело: она их жалеет, как лишенных Света истинной жизни (ср. Мф. 10, 28). Так научены мы разумевать вещи Святыми Отцами нашими, и сами живем сие разумение как истинное.

Рожденные в этом мире, мы связаны с ним крепкими узами родства. Мы любим его; в пределах его мы строим нашу вечность; но мы страдаем в нем: он тесен для заповеданной нам любви. Мы не можем не любить мира сего, но это не значит, что мы пойдем его, падшего мира, путями. Мы не можем не любить мира, но когда влечение к нему препобеждает нашу любовь к Богу, тогда мы должны найти в себе силы поступить подобно Аврааму: взять в руки огонь и нож, и принести в жертву все дорогое нам ради торжества любви Божией в нас (Быт. 22, 6).

Благословение Творца пребывает в мире сем — там, где его благодарно принимают. Но даже и в своей благословенной части — мир — никак не является нашей последней целью. Мы томимся здесь святым томлением: нас влечет зов Отца над-мирного. Мы сознаем, что та сторона нашего существа, которая стремится к Нему, и сама в себе становится надмирною. Мы знаем, что Бог призвал нас к соучастию с Ним в Акте творения Им бессмертных богов. Мы сами тварь, но Господь Иисус Христос Своим явлением на Земле, учением Своим, примером Своим, творит нас подобными Ему. Завершается в нас подобие Единородному Сыну вселением в нас Духа Святого. Таким образом становимся мы также сынами Вышнего (ср. Лк. 1, 35). И все, что говорит Христос о Себе в Своем воплощении, может быть отнесено и к нам: “Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо что творит Он, то и Сын творит также. Ибо Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам” (Ин. 5: 19-20).

Двойственен человек: он и в мире сем, он же и превосходит сей природный мир. В низших формах своего земного существа он является “вещью” сего мира, и как таковая — он детерминирован. Как ипостась, образ Ипостасного Бога, он идет дальше всякого определения. Отсюда у нас двойственное сознание о самих себе: мы — ничтожество, из “ничто” взятое, мы же величие в благодати спасения. В нас сожительствуют зависимость и свобода, — тленность и бессмертие, — рабство и царственность. В своем падении люди стали жертвой пагубной аберрации: почитают величием то, что в очах Бога есть “мерзость” (Лк. 15, 16); чуждаются и презирают то, что драгоценно пред Ним (1 Пет. 3, 4; Лк. 1, 52).

Чтобы быть христианином, человеку нужно дерзновение, пред которым блекнут все иные дерзания. “Человек Христос Иисус” победил мир и нас зовет к общению в Его вечной победе (1 Тим. 2, 5; Ин. 16, 33). По вознесении Своем Он уже как Человек воссел “одесную Бога” (Мк. 16, 19). Всем нам необходима великая сила апостольской веры или простота младенца, чтобы воспринять без колебаний сие призвание. “Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел со Отцом Моим на престоле Его. Имеющий ухо да слышит...” (Откр. 3: 21-22). “Всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера ваша...” (1 Ин. 5, 4).

Кто пытается следовать за Христом, “куда бы Он ни пошел” (Откр. 14, 4), тот неизбежно будет потрясен многажды: при каждом восхождении своем от меньшего к большему познанию, — от меньшей меры любви к большей. Не вмещаем мы Его всемогущества сердцем нашим; не постигаем мы Его беспредельности умом нашим. “Мои мысли — не ваши мысли, не ваши пути — пути Мои, говорит Господь” (Ис. 55, 8).

Как часто останавливаемся мы в изнеможении уразуметь Его волю, Его первую и последнюю мысль о нас. Не легко покидаем мы "наши пути" и с великим трудом обретаем "Его пути". Едва придет момент, когда нам кажется, что вот начинаю немного видеть, а Он уже показывает, что Он далек неизмеримо. Напрягается душа до предела своих сил; изнывает дух мой; ужас охватывает меня пред открывающимися безднами богопознания; ищу подкрепления в слове Божием, и что же? Падаю на: “еще раз поколеблю не только землю, но и нёбо”... Зачем? Ради “изменения колеблемого, как сотворенного, чтобы пребыло непоколебимое” (Евр. 12: 6-27)