Георгий Чистяков - Путь, что ведёт нас к Богу

На первый взгляд, сегодня, по прошествии стольких лет и приложении многих усилий российскими религиоведами, читать курс воскресной школы в стенах высшей нет необходимости. На самом же деле, образовательные лакуны не уменьшились. Коллеги уже много говорили о том, что должны быть и есть специальные места, где надо изучать Священное Писание, но, к сожалению, и в высшей школе приходится заниматься ликбезом. Например, студенты–культурологи пятого курса, которым я читаю лекции по истории Средневековой Европы, практически ничего не знают о Спинозе, и мне приходится рассказывать им самые элементарные вещи о жизни Спинозы и его трудах. То же касается итальянской литературы эпохи Возрождения, когда историкам последнего курса приходится давать простые биографические сведения о Данте, а тем, кто кончает испанский факультет Московского института иностранных языков и прекрасно знает испанский язык, приходится рассказывать о Валье–Инклане, потому что испанскую литературу двадцатого века они не знают.

Под каким углом зрения мы можем изучать священные тексты, кроме элементарного восполнения лакун в образовании? Когда богослов размышляет над текстом Священного Писания, он стремится понять, какое послание ему как верующему заложено в этом тексте. Я думаю, что, в отличие от богословия, которое занято обоснованием истинности веры и отвечает на вопрос богатого юноши из Евангелия «Что делать, чтобы наследовать жизнь вечную?», религиоведение изучает феномен веры, феномен религиозного сознания. Поэтому, изучая священный текст в рамках религиоведения, наверное, очень важно соотнести Писание с той или иной эпохой.

Что было главным в Писании для христиан первых поколений? Что было главным в Писании для Отцов четвертого века? Что видели в Писании в эпоху нового благочестия те религиозные мыслители, круг которых замыкается автором трактата «О подражании Христу»? Что видел в Писании отец Сергий Булгаков в XX веке? Под этим углом зрения, наверное, имеет смысл изучать Священное Писание в стенах кафедры религиоведения.

Например, говоря о чуде умножения хлебов, чуде в Кане Галилейской, чуде исцеления слепорожденного и других, я думаю, мы ни в коем случае не должны ставить вопрос «возможно это чудо или невозможно?» — это не для занятий по религиоведению. Фундаменталист будет настаивать на буквальном понимании текста. Либерал, опираясь на опыт древних Отцов, прежде всего Амвросия Медиоланского, будет видеть в чуде символический смысл. Чудо в Кане Галилейской с древних времен истолковывается так: Жених Небесный, Иисус, приходит на свадьбу к жениху земному; на пиру, которому уподобляется Царство небесное, стоят шесть сосудов, символизирующих Ветхий Завет, Пятикнижие и книгу Иисуса Навина; из воды Ветхого Завета рождается вино Нового. Фундаменталист понимает буквально, кто‑то понимает тот же самый текст символически, отец Сергий Булгаков предлагал видеть в чуде то, что хочет Иисус для человечества. Булгаков постоянно подчеркивает, что в Евангелии не просто чудеса, а знамения. И, таким образом, чудо претворения вина — это как бы Богоявление. Думаю, что у религиоведа в рамках его курса есть другой путь: посмотреть на рассказ о чуде с точки зрения стилистики, способа, которым это написано. И тогда мы увидим, что есть в рассказе какие‑то ключевые слова, прежде всего, слово «час». Иисус отвечает Матери: «еще не пришел час Мой». Итак, здесь приоткрывается мессианская тайна, Иисус указывает на что‑то очень важное.

Если мы говорим о евангельском сюжете умножения хлебов в рамках конфессионального богословия, то чудо, которое описано шесть раз, — это дублирование одного и того же текста, а не первое умножение и второе умножение, как говорили в Средние века. Но в каждом из этих шести рассказов, в трех рассказах о Тайной вечере, в рассказе об Эммаусской вечере у Луки и, наконец, в 21–й главе от Иоанна (то есть в одиннадцати местах) мы видим четыре евхаристических жеста: Иисус взял хлеб, благословил, преломил и дал. Но кто, как не преподаватель в университете, скажет, что в этих эпизодах фигурируют не такие огромные рыбы, как в фильме у Дзефирелли, а маленькие сушеные рыбешки? Мы видим здесь основные литургические моменты христианства, которые в разных текстах передаются по–разному, но всегда с повторением одной и той же детали: Иисус берет, благословляет, преломляет и дает хлеб. Выделить главные части чрезвычайно важно. Но делать это нужно не потому, что мы хотим что‑то доказать, а потому, что это просто интересно и помогает глубже понять текст. А глубже понимая текст, мы глубже постигаем и психологию религии, и психологию верующего, и, в конце концов, себя, потому что религиовед может быть и верующим человеком.

Надо сказать, что 99 % студентов, если не больше, не могут читать даже Новый Завет, не говоря уж об Авесте или Коране, в оригинале. Но даже Новый Завет, написанный на простом греческом языке, могут прочитать в оригинале единицы, поэтому задача религиоведческого курса по Священному Писанию — показать, что, кроме синодального перевода, существуют другие, прежде всего, парижский перевод епископа Кассиана (Безобра- зова), в работе над которым принимал участие, как известно, Борис Константинович Зайцев. Позднее Зайцев подробно опишет, как они работали. Есть перевод Валентины Кузнецовой, о котором можно спорить, но который дает еще один взгляд на тот же текст, те же слова, но в несколько ином порядке; есть перевод отца Леонида Лутковского; есть несколько современных протестантских переводов. Так же как чрезвычайно полезно, скажем, брать «Лорелей» Гейне в десяти переводах и сопоставлять со студентами или школьниками (даже в том случае, если они не знают немецкого языка), так же полезно и Евангелие сопоставлять в разных переводах. Студент, не владеющий греческим, все‑таки знает английский, французский или немецкий хотя бы немного. Современные переводы на английский, французский, итальянский крайне интересны. Например, есть перевод Шураки на французский язык — переводчик восстанавливает иудейский фон Священного Писания. Когда женщина, страдающая кровотечением, хватается за край одежды Иисуса, Шураки переводит «хватается за цицит», то есть хватается за кисточки, которые у евреев пришиты к одежде. Буквально на каждой странице Шураки обнаруживает этот иудейский фон в Новом Завете, что очень важно для глубокого постижения новозаветного текста.

Кроме того, когда мы начинаем сопоставлять несколько разных переводов, выявляются необходимые и чрезвычайно важные вещи. Так, например, в Деяниях апостолов в синодальном переводе употребляется слово «учение», а в греческом тексте «одос» (обо*;) - «путь», в славянском тексте «путь»: «апостолы проповедуют путь». Авторы синодального перевода, современники первых переводов Гегеля на русский язык, используют слово «учение», так как мыслят философскими категориями. И на это, конечно, может обратить внимание любой студент, если сравнит синодальный перевод со славянским текстом или с кассиановским переводом.