Андрей Куликов - Научный атеизм. Введение

Возникает вопрос: почему новые научные теории часто отвергаются ортодоксальными учеными? Это похоже на то, как богословы отвергают все, что противоречит вере. Похоже, да не совсем. Общее в этих ситуациях лишь то, что отвергается новое, которое противоречит старому. А разница в том, по каким причинам новое может быть отвергнуто.

Если священник отвергает новую теорию, то делает это только потому, что она противоречит старой. Старое есть всегда лучшее, поскольку постулаты веры исходят из далекого прошлого, а новое, как правило, вносит в них какие-нибудь изменения.

Если ученый отвергает новую теорию, то делает это потому, что она в чем-то хуже старой. Менее точная, более сложная, труднее проверяемая.

Старые теории прошли много разных испытаний на прочность. Поэтому придумать новую теорию лучше старой просто трудно, хотя и вполне возможно. Это постоянно делается, постоянно обнаруживаются новые интересные законы природы. Но это — все-таки сложное занятие, и не каждому дано. А тщеславие человеческое велико. В результате, с одной стороны появляются многочисленные «отвергнутые», страдающие манией величия в слабой форме, которые ноют и ноют… А с другой стороны, возникает консерватизм, как реакция на это нытье и этих больных на голову. К счастью, научный консерватизм не идет ни в какое сравнение с религиозным. Он вполне преодолим, если новая теория действительно хороша. Сильнейший удар по консерватизму нанес Internet, который снимает вопрос о разрешении на публикации.

А что происходит с теми верованиями, которые пока проверить нельзя? И здесь есть существенная разница между наукой и религией.

В религии такие верования являются нормой и не вызвают каких-либо проблем.

В науке стараются свести количество верований к необходимому минимуму. Из равноценных выбираются самые простые (Бритва Оккама). Те верования, которые вообще не дают никаких ощутимых выгод для научных рассчетов, объявляются «ненаучными». Заметьте, не ложными и не истинными, а ненаучными.

Еще одна тема, в связи с которой сравнивают науку и религию. Это — влияние авторитетов. И в науке, и в религии к мнению авторитета прислушиваются больше, чем к мнению новичка. Но то же самое можно сказать и о хоккее, и о живописи и о многом другом. Авторитет — это тот, кто уже доказал, что он хорошо разбирается в своей области. Это значит, что он не так часто ошибается, как новичок. Вполне естественно ожидать от авторитета более точных суждений.

Можно найти много других черт, одинаковых для науки и для религии. Например, то, что все ученые и инженеры — люди, а не суслики. То же самое можно сказать и о регилиозных деятелях. Грызунов среди них как-то не встречал. Те и другие дышат, думают, чувствуют и мечтают. Но любое количество общих черт не позволяет поставить знак равенства между наукой и религией. Потому, что есть одна разница, но большая. Это — критерий истины. И священники, и ученые стремятся к тому, что они называют истиной. Но истиной они называют совершенно разные вещи.

Для ученого истина — то, что подтверждено экспериментом.

Для священника истина — то, что согласуется с постулатами веры.

В качестве постулатов веры выступают обычно древние священные тексты и откровения «святых». А о том, что можно называть экспериментом, мы еще поговорим.

Под религией я понимаю систему взглядов, полученную с помощью критерия истины, который приведен выше. Важно понять, что в религиозном познании эксперимент не отвергается. Например, «молитесь — и будете услышаны» — чем не эксперимент? И в чем же разница? Во-первых, для религии эксперимент имеет меньший приоритет, чем постулаты. На тот случай, если эксперимент не сработает, заготовлен набор универсальных объяснений: «мало молился», «пути господни неисповедимы». Причем, эти объяснения проверить экспериментом уже нельзя. Во-вторых, эксперимент в рамках религии ограничен: огромное количество вещей принимаются на веру просто так, без каких бы то ни было экспериментов.

Насколько точно эти критерии истинности соответствуют современным религиозным культам? Не будучи теологом, я не могу с уверенностью судить обо всех религиях. Для христианских и мусульманских конфессий то, что я сказал, верно. Религия, которая, вероятно, не вписывается в приведенную систему — это буддизм. Там слишком много экспериментов. Можно ли считать буддизм наукой? Например, древней психологией? Чтобы судить об этом, я слишком мало знаю о буддизме.

Я надеюсь, мы прикончили фантома, который шепчет: «в науке есть свои верования»? Дело не в наличии верований, дело в их количестве. В науке верования старательно изживаются, а в религии — старательно укрепляются. Понятно, что в результате в науке гораздо меньше верований, чем в повседневной жизни, а в религии — гораздо больше. Они как бы стоят рядом с человеком и перетягивают его каждая на свою сторону. Наука шепчет: «не верь, проверяй». А религия: «верь, не проверяй».

Разницу между наукой и религией мы увидели. А есть ли разница между наукой и философией? Да, она есть. Но этот фантом — не такой слабачок, как предыдущий. Чтобы вытащить его за ушко да на солнышко, с ним придется повозиться…

Религиозные деятели достаточно ясно говорят о том, что религия отличается от науки. Они этот факт признают. Ученые и инженеры с этим согласны. Ученый может быть верующим, но такой ученый понимает разницу между религией и наукой; понимает, где он вступает в область религии, а где — в область науки.

С философией не так. Наука старательно отмежевывается от философии. А философия столь же старательно притворяется наукой.

Иные ученые матом кроют философов и попытки привнести философские рассуждения в науку. Иные равнодушно эти рассуждения игнорируют. Иные употребляют философию в своих трудах, но лишь в качестве лирического отступления. Но крайне сложно найти научное рассуждение, которое бы опиралось на какие-то философские идеи. К такому рассуждению сразу возникает недоверие. Максимум, что допускается — это использовать красивые словечки, на которые столь щедры философы.

Забавно, что философы, встречая свои словечки в научных теориях, радостно подпрыгивают и наивно восклицают: «Вот! А ведь об этом впервые сказал такой-то философ в таком-то году!» Увы, их ждет разочарование. Возмем к примеру атомы, о которых говорил философ Демокрит. Есть ли у них что-то общее с физическими атомами? Оказывается, ничего, кроме названия. У Демокрита атом имеет четкую геометрическую форму твердого тела (например, пирамиду). Настоящий атом — нечто вроде размытого облачка. У Демокрита атомы цепляются друг за друга какими-то крючочками. Настоящие атомы притягиваются и отталкиваются подобно магнитам, проникая друг в друга. У Демокрита атомы неделимы. Настоящие атомы состоят из элементарных частиц. У Демокрита атомы не имеют цвета. Настоящие атомы способны излучать свет, и по цвету этого света можно с большой точностью определить, какие атомы его излучили (спектральный анализ). В одном лишь пункте угадал Демокрит: у него атомы тоже не могут быть мокрыми.