Дик Лукас - Второе послание Петра и Послание Иуды

Другими свидетелями, на которых ссылается Петр, были пророки, точнее, пророческое слово [95] «Этот термин фактически является синонимом „Писания". В еврейском понимании все богодухновенное Писание было пророчеством». Bauckham (1983), р. 224. , то есть свидетельство Ветхого Завета.

Этот раздел вызывает экзегетические трудности, и даже простое сравнение библейских переводов выявляет две серьезные проблемы [96] См.: Green (1987); Bauckham (1983). Эти авторы рассматривают целый спектр проблем и их различные решения. . Читатели, которые хотят проследить ход мысли Петра, могут пропустить два нижеследующих объяснения и сразу перейти к разделу, озаглавленному «Что видели пророки: свет во тьме».

Перевод на английский язык несколько меняет смысл греческого текста, который звучит буквально следующим образом: «и мы имеем более определенное пророческое слово» (в русском синодальном переводе «вернейшее»). Греческий текст не совсем понятен: идет ли речь о том, что пророческое слово стало яснее в результате преображения, о котором говорится в ст. 16–18 (так передает NIV) [97] См. также: RSV, NRSV, GNB. , или Ветхий Завет дает более определенное свидетельство, чем преображение. В НЕВ, например, говорится: «Все это только подтверждает для нас пророческую весть» [98] См. также: AV, NKJV, REB, JB. NASB проясняет эту неопределенность, оставляя читателю право выбора. .

Это различие очень важно: Петр говорит либо о том, что новозаветное послание нуждается в более авторитетном подтверждении Ветхого Завета, либо что Ветхий Завет указывает на Второе пришествие Христа, которое было особо засвидетельствовано в преображении. В целом, несмотря на влияние преданий, последняя версия лучше вписывается в контекст (см. ниже), и большинство современных исследователей [99] Green (1987), р. 97. Грин предпочитает первый вариант, Бокхэм (Bauckham, 1983, р. 223) — второй, но он не допускает резкого разделения между Ветхим и Новым Заветом. Хилльер (Hillyer, р. 179) говорит, что здесь не идет речь о сравнении, просто Петр «выражает совершеннейшее доверие». Слово «вернейшее» может означать, что помимо сравнительной нагрузки, оно несет в себе и обычный смысл. принимает вариант перевода в NIV. Кальвин предлагает сбалансированный подход: «Авторитет Слова Божьего не изменяется, остается прежним, но еще более чем когда–либо подтверждается пришествием Христа» [100] Calvin {Peter), p. 340. .

В греческом тексте ст. 20 нет слова «пророк» (которое появляется, например, в NIV). В этой связи возникает вопрос, говорит ли здесь Петр о водительстве Святого Духа при истолковании исходного пророчества или о современной его интерпретации самим читателем?

В поддержку последнего предположения выступают следующие факты: слово «пророк» (точнее, «пророческий») появляется лишь в начале ст. 19, то есть отстоит достаточно далеко от ст. 20; слово «интерпретировать» ( разрешить самому собою, idias epilyseos) можно отнести к истолкованию Ветхого Завета (в глагольной форме, см.: Мк. 4:34; Деян. 18:19); критика высказывается со стороны лжеучителей, которые достаточно вольно обращаются со словом Божьим, подчас искажая его (3:5,16). Большинство современных исследователей находит эти аргументы, особенно третий, настолько убедительными, что переводит наряду с Уильямом Баркли этот стих следующим образом: «ни одно пророчество в Писаниях не позволяет выносить частный суд» [101] Barclay ( Peter), p. 367. . При таком истолковании люди отходили от официальной линии Церкви, и должны были получать предписания учить только тому, во что верит Церковь. Совершенно очевидно, что это согласуется с более поздней ситуацией, даже во II в., которая может объяснить такое послание.

Бокхэм и Грин отвергают это положение, используя целый арсенал аргументов. Слово idios, «свой», обычно относится к автору, а не к читателю; ст. 21 базируется на ст. 20; с точки зрения контекста было бы более логично говорить, что Петр защищает исходное пророчество, а не его истолкование. Слово «интерпретация» (разрешить самому) здесь на месте, хотя в силу того, что Дух Святой не только вдохновляет пророков — во сне и в видении, — но и истолковывает их, так что они изрекают пророчества, записанные в Библии, являясь каналами связи для Самого Бога [102] Bauckham (1983), p. 235; of:. Green (1987), p. 101. .

Эти аргументы четко уравновешены. Хотя большинство богословов прошлого могло с этим не согласиться, позиция Грина и Бокхэма весьма убедительна, и разъяснение в NIV представляется наиболее разумным.

Испытанное Петром на горе подтверждает все ветхозаветные пророчества об Иисусе Христе и побуждает его ожидать Второго пришествия. Теперь он убежден, что мы имеем вернейшее пророческое слово. Таково было его свидетельство в день Пятидесятницы, в его последующем учении и в его первом послании (Деян. 2:16–21; 3:16–21; 1 Пет. 1:10–12). Он не заменяет свидетельства Ветхого Завета своим опытом, поскольку гл. 2 основывается на Ветхом Завете; но не отделяет свой опыт от свидетельства Ветхого Завета, иначе это не согласовалось бы с тем, что Бог изрек на святой горе. Скорее, он уверен, что Бог вновь говорил в подтверждение Своих прежних речений и частичного исполнения обетовании, что побуждает Петра ожидать следующего этапа исполнения замысла Бога. Он видел, как пророки говорили не просто о царе во славе, но о страдающем царе; и как очевидец Его страданий он все более и более стремился увидеть Его славу (ср.: 1 Пет. 1:10–12).

Петр не без основания возвращается к Ветхому Завету как к приоритету и фокусирует внимание на нем. Он приводит две причины, по которым мы должны читать Ветхий Завет.

Во–первых, это «светильник, сияющий в темном месте». Восприятие Библии как света (см., напр.: Пс.118:105), а мира как мрака, тьмы (см., напр.: Ин. 1:5; Еф. 6:12; 1 Фес. 5:4; 1 Ин.2:8) — это общепринятые метафоры. Но Петр использует здесь совершенно необычное слово (auchmeros), которое означает «иссохший, запущенный» или даже «грязный, темный» [103] Wand, р. 161; Plumptre, р. 174. . И в этом мрачном мире появляется сияние света (в греческом тексте Иисус использует те же самые слова по отношению к последнему великому пророку Иоанну Крестителю: Ин. 5:35). Пророческое слово — единственный ориентир, который не даст нам сойти с верного пути.

Во–вторых, Ветхий Завет — единственный путеводитель в этом мире, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших. «День» — это аллюзия на великое обетование Ветхого Завета о грядущем суде — наступлении «дня Господня, великого и страшного» (Мал. 4:5), который христианами ожидается и как день спасения, и как день суда (см., напр.: Рим. 13:11–14; Евр. 10:25; 1 Пет. 2:12). Утренняя звезда (phosphoros) — это Венера, которая испускает свои лучи перед рассветом, предвещая наступление дня. Это напоминает также другую ветхозаветную картину: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля» (Чис. 24:17; истинное пророчество от Валаама; ср.: 2 Пет. 2:15,16!). Это относится ктому, что рассматривалось иудейскими учителями во времена Петра как обетование пришествия Мессии, а христианами радостно воспринималось как указание на Иисуса и Его Второе пришествие (Лк. 1:78–79; Отк. 2:28; 22:16). Но Петр говорит о восхождении утренней звезды в наших сердцах [104] Это трудный текст, но смысл его ясен. См.: Green (1987), р. 99. . Некоторые исследователи истолковывают фразу о свете, сияющем во тьме, как указание на ветхозаветный период, наступление же дня отражает проповедь Евангелия, а утренняя звезда, восходящая в наших сердцах, — обращение в веру [105] Most significantly, Mayor J. В., The Epistle of Jude and the Second Epistle of Peter (1907), ad loc. . Но эта точка зрения базируется на использовании Петром слова «день» по отношению ко Второму пришествию (3:10). Однако, вероятно, нам следует это воспринимать как надежду на то, что Второе пришествие Христа воссоединит объективные обетования Бога с нашей субъективной верой в них. Как говорит Павел, «тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13:12). До этого дня мы должны верить всем сердцем, вопреки очевидному в мире, что Ветхий Завет остается неизменным свидетельством Бога до конца земной истории.