Рэймонд Франц - Кризис совести

Все это мне кажется очень печальным. Хотя Ф. Францу удалось стать свидетелем того, как организация выросла от нескольких тысяч до нескольких миллионов членов; хотя он видел, как небольшое количество домов, принадлежавших штаб–квартире, превратилось в целые кварталы многоэтажных городских зданий; как издательская работа, занимавшая весьма скромное положение, разрослась до размеров международной издательской империи, — ни одно из этих достижений он не сможет взять после смерти; ни один из этих факторов никак не повлияет на то, что скажет ему Бог, — выразит Он ему одобрение либо порицание. Еще до его смерти все написанные им книги были изъяты из печати и постепенно превращаются лишь в памятные издания, — как это произошло и с книгами Расселла и Рутерфорда. Весьма увлекательные трактовки пророчеств, сделанные им, например, по книге Даниила, при необходимости, под давлением обстоятельств во многих случаях будут заменены новыми комментариями (из–за распада Советского Союза такая необходимость уже возникла, понадобились новые толкования по отношению к «северному царю» и «южному царю» из Дан. 11:29–45).

Узнав в 1988 году о его проблемах со здоровьем, я написал письмо дяде, в котором вспоминал некоторые из его лучших статей, выступлений и высказываний, где говорилось об очень важных принципах; если по–настоящему твердо придерживаться этих принципов, то придется пересмотреть многие из нынешних воззрений и заявлений организации. Кроме всего прочего я писал:

«Для нас обоих жизнь приближается к завершению. Я абсолютно убежден в том, что обязательно исполнятся слова апостола: «Все мы предстанем на суд Христов», где «каждый из нас за себя даст отчет Богу». Его Сын, как Судия, «осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога» (Рим. 14:10–12; 1 Кор. 4:5). Так как я убежден в вашем знании Писания, я не могу поверить, что вы считаете членство в организации или преданность интересам организации решающими факторами на том суде, думаете, что в большинстве случаев это будет иметь хоть какое–нибудь значение. Чем ближе я приближаюсь к преклонному возрасту, чем ближе завершение жизни, тем более я убеждаюсь в том, что самое драгоценное, что мы можем оставить после себя, — это нравственное наследие. Цена же этого наследия будет определяться теми принципами, за которые мы стояли, принципами, от которых нельзя отмахиваться с помощью логических объяснений, которыми ни в коем случае нельзя жертвовать в целях вящего удобства и общей пользы. Эти принципы заключаются, прежде всего, в безраздельной преданности Богу, в безусловном послушании Его Сыну как нашему единственному Главе, в честном следовании истине и в сострадательной заботе о других — не как о членах привилегированной системы, а как о людях.

Мне бы хотелось оставить за собой такое нравственное наследие; в моем сердце нет более насущной заботы. Дж. Б. Филиппе так перефразировал слова из Рим. 14:7: «Истина в том, что и живя, и умирая, мы никогда не являемся самодостаточными единицами. На каждом повороте жизнь связывает нас с Господом, а умирая, мы предстаем пред Ним лицом к лицу». Я надеюсь, что хотя бы в этом (если уж ни в чем другом) мы с Вами согласны и разделяем как одни мысли, так и одно желание».

Как и на другие свои письма, на это я тоже не получил ответа. Однако сейчас я рад, что написал его. Размышляя о последних днях жизни своего дяди, я с грустью думаю не только о том, что было, но и о том, что могло бы быть.

После смерти Фреда Франца был назначен новый Президент корпорации — Мильтон Хеншель. В главе 12 (написанной в 1983 году) показано, почему было принято такое решение. После кончины Ф. Франца произошли перемены. Это случилось не из–за прихода к власти нового Президента, как можно было бы предположить, — ведь президентство в корпорации уже не подразумевает никакой особой власти. Голос Фреда Франца обладал силой не из–за того положения, которое он занимал в корпорации, но из–за того, что он считался ведущим ученым организации. Его преемник, Мильтон Хеншель, подобного авторитета не имеет.

Довольно значительные перемены последовали как в учении, так и в политике. В феврале 1994 года Сторожевая Башня начала постепенно перемещать предсказанное Иисусом время «знамений в солнце и луне и звездах, а на земле уныния народов и недоумения» с 1914 года на момент после начала «великих бедствий». Точно так же время предсказанного сбора «избранных Его от четырех ветров» (раньше считавшееся периодом с 1919 года до наших дней) было передвинуто в будущее, на тот же момент после начала «великих бедствий». Каждое из этих положений, теперь отвергнутых, фигурировало в учении организации около 50 лет (в качестве одного из многочисленных примеров можно привести журнал «Сторожевая башня» от 15 июля 1946 г.). Хотя эти изменения и провозглашаются в качестве «нового света», они просто передвигают учение Сторожевой Башни ближе к тем давно известным толкованиям, которые ранее с презрением отвергались организацией как мнения «христианских ученых».

В сентябре 1944 года в восьмом издании «Кризиса совести» рассказывается об этом номере «Сторожевой башни» за 15 февраля 1994 г. и о том, как толкование отрывков из главы 24 Евангелия от Матфея было перенесено вперед, к началу периода «великих бедствий». В рассуждении об этом содержались следующие замечания.

«Пожалуй, самое примечательное, что фраза «род сей» (т. е. нынешнее поколение — прим. перев.), так тщательно подчеркиваемая «Сторожевой башней» и встречающаяся в Мф. 24:34 и Лк. 21:32, в этих статьях не упоминается вообще и ее отсутствие сразу бросается в глаза. Трудно сказать, сможет ли организация отнести слова в Мф. 24:29–31 к моменту после начала «великих бедствий» и в то же время продолжать приписывать слова Иисуса (через три стиха) о «роде сем» к периоду времени, начавшемуся с 1914 года. Но, как уже было показано, Правление обязательно попытается отыскать какой–нибудь выход из все более усложняющегося положения, которое образовалось в связи с привязыванием фразы «род сей» (вместе с сопровождающими ее словами о том, что «не прейдет род сей, как все это будет») ко все более отдаляющейся от нас дате 1914 года.

Является ли это новое толкование только подготовкой почвы для решительных изменений в том, как будет применяться фраза «род сей»,— это нам пока неизвестно. Несомненно, самым желательным выходом из затруднительных обстоятельств было бы отыскание способа сохранить дату 1914 года как «начало последних дней» и одновременно отсоединить от этой даты слова «род сей». Как уже говорилось, вряд ли организация сможет полностью отказаться от 1914 года, не повредив при этом великого множества учений, основанных именно на этой дате. Но если фразу «род сей» можно было бы отсоединить от 1914 года и привязать к какой–нибудь неизвестной дате в будущем, тогда прошествие времени, начало третьего тысячелетия в 2000 году и даже приближение 2014 года, возможно, будет не так сложно объяснить, особенно обращая внимание на то, что члены организации приучены принимать все, что предлагает им «класс верного и благоразумного раба» в лице Правления».