Серафим (Чичагов) - Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Батюшка Серафим неоднократно пробовал убеждать матушку Ксению Михайловну, зная будущее слабое время, слабые силы и слабый народ, оставить непосильный для женской немощи устав Саровской пустыни. "Мужчине, батюшка, и то с трудом лишь вмоготу исполнить!" — сказал мне батюшка Серафим. Однако он не мог ее убедить. "Поэтому, — объяснял он мне, — я и дал по приказанию мне, убогому Серафиму, Самой Царицы Небесной новый устав этой обители, более легкий: три раза в сутки прочесть: один раз Достойно, три раза Отче, три раза Богородице, Символ веры, два раза «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную» и один раз — «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных», с поясными поклонами; два раза — «Господи Иисусе Христе, Госпожею Девою Мариею Богородицеюю помилуй мя грешную» и один раз — «Господи Иисусе Христе, Госпожею Девою Мариею Богородицею помилуй нас грешных», тоже с поясными поклонами; двенадцать раз «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» И двенадцать раз: «Владычица моя Пресвятая Богородица, спаси нас грешных!» — тоже все с поясными поклонами. Да вечерние и утренние молитвы, да помянник с 12 избранными псалмами святых отец, и сто земных поклонов Иисусу, и сто земных же поклонов Владычице. Довлеет им, батюшка, — сказал о. Серафим, — если только исполнят — спасутся! О сборном акафисте сказываю тебе, по времени — попомни и разъясни; никоим образом не должен он быть у меня для всех обязательным, батюшка, а аще кто может, дабы тем самым не наложить лишней тяги греха на чью-либо душу. Послушание, батюшка, паче поста и молитвы: помни и всегда им говори это, и я всегда говорю и благословляю им, как от сна встают — тут же за работу, читая про себя, хотя бы и на ходу, мое правильце; если так сотворят — спасутся! Послушание паче молитвы и поста, батюшка! Приобщаться Святых Христовых Животворящих Тайн заповедываю им, батюшка, во все четыре поста и двунадесятые праздники, даже велю и в большие праздничные дни: чем чаще, тем и лучше. Ты, духовный отец их, не возбраняй, сказываю тебе, потому что благодать, даруемая нам приобщением, так велика, что как бы недостоин и как бы ни грешен был человек, но лишь бы в смиренном токмо сознании всегреховности своей приступить к Господу, искупляющему всех нас, хотя бы от головы до ног покрытых язвами грехов, и будет очищаться, батюшка, благодатию Христовой, все более и более светлеет, совсем просветлеет и спасется! Вот, батюшка, ты им духовный отец, и все это я тебе говорю, чтобы ты знал".

Приказывал батюшка, по освящении Рождественских церквей и поставив церковницами девицу из дворян Елену Васильевну Мантурову, а также послушницу ее, крестьянскую девицу же Ксению Васильевну Путкову, чтобы на вечные времена все ризничие и церковнические должности, а также клироса, чтения и пения исполнялись бы только сестрами обители, избранными на то начальницами, и непременно лишь исключительно девицами. "Так-то Царице Небесной угодно, батюшка, — говорил он. — Сама Матерь Божия мне то приказала, и вот я тебе говорю; смотри же, и помни это всегда, и другим всем сказывай, и после себя накажи!"

Исключительно только девиц заповедовал батюшка Серафим принимать в обитель свою мельничную, почему и называлась она мельнично-девическая община, в отличие от так называемой старой церковной обители матушки Александры, куда благословлял принимать всех, и вдов, и девиц. "Как мать Александра была вдовица, — говорил о. Серафим, — то у ней все—и вдовы, и девицы — будут жить в обители, батюшка, и будет там лавра, а у меня, убогого Серафима, как и сам я девственник, батюшка, будут жить в канавке-то одни лишь девы; тут будет у меня киновия, батюшка. Тогда будет у нас общая всем начальница наместница, а в киновии-то еще и игумения! Царица-то Небесная все у нас управит, батюшка; Она ведь Сама Игумения их настоящая, а здесь лишь наместница! Она все управит!" При этом, как духовного отца сестер обители, батюшка назидал меня, приказывая быть всегда сколь возможно снисходительнее на исповеди, за что по времени меня многие укоряли, осуждали, даже гневались на меня и до сих пор еще судят, но я строго блюду заповедь его и всю жизнь мою сохранял. Угодник Божий говорил: "Помни, ты только свидетель, батюшка, судит же Бог! А чего, чего, каких только страшных грехов, аще и изрещи невозможно, прощал нам всещедрый Господь и Спаситель наш! Где же нам, человекам, судить человеки! Мы лишь свидетели, свидетели, батюшка; всегда это помни — одни лишь только свидетели, батюшка!" Затем батюшка объяснил мне, как велик, страшен и тягостен для монаха грех неповиновения начальнику и тем более хуление начальников, ибо первое правило иноку, на этом все монашество зиждется, — послушание и полное отсечение своей воли, вследствие неисполнения которых возник первородный грех ветхого Адама, все погубивший, и чем только и спасен весь мир, через человека же, нового Адама, Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа, ибо послушлив был даже до смерти! Поэтому и ныне не может быть хуже греха! Творящий так непременно погибнет! Батюшка ввиду этого строго-настрого приказывал всегда говорить, всегда в том вразумлять согрешающих, с дерзновением остерегая их и напоминая даже: "Бойся оскорблять начальников; повинуйтесь начальнице, как Самой Матери Божией! Не послушаетесь — Бог вас накажет!"

Все начальнические должности в обители, как настоятельницы, казначеи, благочинной и даже старших по послушаниям, не говоря уже о церковных и клиросных и псалтырных послушаниях, приказывал батюшка исключительно и всегда занимать лишь одним девицам. Заповедовал он в вечное правило для обители своей в начальницу и ни в какие должности никогда никого не ставить чужого или из другого монастыря, а всегда из сестер же обители своей, и строго-престрого грозя гневом Царицы Небесной, завещал навеки обители своей, не ради чего и не ради кого-либо, ни под каким видом, как бы благовидны ни казались предлоги и причины к тому, никого не допускать распоряжаться обителью, никому не дозволяя в нее вмешиваться. Не только из светских лиц, будь то мужского либо женского пола, безразлично, но даже и духовных не своей общины лиц. "Сама Матерь Божия обителью управит, — сказал батюшка. — Всему Она Сама научит, все устроит и укажет, кого нужно — изберет и призовет, кого нет — ими же весть судьбами, изженет из обители Своей; что полезное — утвердит, не полезное разорит и все, все Сама совершит, как Ее токмо единой воле здесь то угодно! Вот на что я, батюшка, отцом называюсь им, гляди! Исповедую тебе и Богом свидетельствуюсь, что ни одного камешка я по своей воле у них не поставил, ниже слова единого от себя не сказал им и ни единую из них не принимал я по желанию своему, против воли Царицы Небесной! А коли я убогий, которому Сама Матерь Божия поручила их, не соизволил своего и своему, выполняя лишь только Святейшие приказания Ее, кольми паче другим надлежит то, батюшка! Вот ты им духовный отец, Царица Небесная Сама тебя избрала им, тебе жить с ними, то и должен ты все знать; вот я тебе и сказываю..." Сняв при этом со своих ручек надетые поручи, сам угодник Божий надел их на меня и сказал: "Вот, батюшка, теперь я сказал тебе и вот надеваю тебе свои поручи, возьми и блюди их! Блюди же обитель мою, тебе поручаю и молю: послужи ей всю жизнь твою, ради меня, убогого Серафима, и чем можешь—не оставь!"»