Серафим (Чичагов) - Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Этот самый протоиерей не имел прежде веры к о. Серафиму; но когда я рассказала ему о последнем предсказании старца, то он пожелал лично видеться с ним. И вот, едва только по приезде своем в Саров вошел он в келью о. Серафима, как старец встретил его иерейским лобзанием и словами: "Да благословит тебя, батюшка (при этом он назвал его по имени), Господь Бог и Покров Божией Матери", и потом назвал всех тех угодников, во имя которых в Покровском храме были устроены семь приделов. С того времени протоиерей питал всегда большую веру к о. Серафиму».

Болезненная сестра Мария Иларионовна, впоследствии монахиня Мелетина, рассказывала (тетрадь № 1), что при жизни батюшки Серафима она 30 недель лежала в постели от нестерпимой боли в голове и 13 недель была совершенно глуха. «Долго я страдала, — говорила она, — и находилась в самом безотрадном положении, многих святых угодников Божиих я призывала на помощь и молила их об исцелении моем. Также молилась усердно нашему отцу, батюшке Серафиму, но время проходило, болезнь моя усиливалась день ото дня, и я, изнемогая душою и телом, предала себя окончательно одной воле Божией. Однажды, не помню в какой день, глухая и слабая, я, глубоко вздыхая, пролила горячие слезы. Вдруг вижу, что в келье, где лежала, сделалось светло, входит батюшка Серафим и говорит: "Ну вот, матушка, слезы и вопли твои заставили меня прийти к тебе; ты больна и не находишь ни в чем утешения, и вот я пришел!" — "Ах, батюшка, отец наш, ты ли это?" А он говорит: "Перекрестись и говори до трех раз: во имя Отца, и Сына, и Св. Духа!" "Батюшка, я от слабости не могу и рук поднять, — говорю ему, — и они у меня не владеют!" Тогда он взял обеими руками мою больную голову, приподнял и перекрестил ее. "Ну вот, матушка, — сказал он, — я собственно для тебя и приходил, чтобы исцелить тебя. Головке будет легче, но совсем не выздоровеет..." "Да как же, батюшка, — говорю я, — нет, уж исцели до конца!" А он в ответ: "Нет, матушка, не на пользу нам, все будет немножко болеть!.." После этого явления ко мне батюшки я стала видимо поправляться, голова прошла, но изредка болела».

Образ жизни о. Серафима после затвора, его молитвы за живых и умерших. Стояние на воздухе. Отношения о. Серафима к некоторым архиереям и священникам. Смерть Елены Васильевны Мантуровой за послушание. Болезнь ее, видения, кончина и похороны. Участь Елены Васильевны по словам о. Серафима. Пророчество его о нетлении тел Марии Семеновны и Елены Васильевны

После затвора о. Серафим изменил свой образ жизни и стал иначе одеваться. Он вкушал пищу один раз в день вечером и одевался в подрясник из черного толстого сукна. Летом накидывал сверху белый холщовый балахон, а зимой носил шубу и рукавицы. В погоду осеннюю и ранней весны носил кафтан из толстого русского черного сукна. От дождя и жара надевал полумантию, сделанную из цельной кожи с вырезами для надевания. Поверх одежды подпоясывался белым и всегда чистым полотенцем и носил медный свой крест. На труды монастырские летом выходил в лаптях, зимой — в бахилах, а идя в церковь к богослужению, надевал, по приличию, кожаные коты. На голове носил зимой и летом камилавку. Сверх того, когда следовало по монастырскому уставу, он надевал мантию и, приступая к принятию Св. Тайн, облачался в епитрахиль и поручи и потом, не снимая их, принимал в келье богомольцев. Один богатый человек, посетивши о. Серафима и видя его убожество, стал говорить ему: «Зачем ты такое рубище носишь на себе?» Отец Серафим ответствовал: «Иоасаф царевич данную ему пустынником Валаамом мантию счел выше и дороже царской багряницы» (Четья-минея ноября 19 дня).

Противу сна о. Серафим подвизался очень строго. Известно стало в последние годы, что он предавался ночному покою иногда в сенях, иногда в келье. Спал же он сидя на полу, спиною прислонившись к стене и протянувши ноги. В другой раз он преклонял голову на камень или на деревянный отрубок. Иногда же повергался на мешках, кирпичах и поленьях, бывших в его келье. Приближаясь же к минуте своего отшествия, он начал опочивать таким образом: становился на колени и спал ниц к полу на локтях, поддерживая руками голову.

Его иноческое самоотвержение, любовь и преданность к Господу и Божией Матери были столь велики, что когда один господин, Иван Яковлевич Каратаев, бывши у него в 1831 году на благословении, спросил, не прикажет ли он сказать что-нибудь своему родному брату и другим родственникам в Курске, куда Каратаев ехал, — то старец, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, с улыбкой сказал: «Вот мои родные, а для живых родных я уже живой мертвец».

Время, которое о. Серафиму оставалось от сна и занятий с приходящими, он проводил в молитве. Совершая молитвенное правило со всею точностью и усердием за спасение своей души, он был в то же время великим молитвенником и ходатаем пред Богом за всех живых и усопших православных христиан. Для сего при чтении Псалтири на каждой главе он неопустительно произносил от всего сердца следующие молитвы:

1. За живых. «Спаси, Господи, и помилуй всех православных христиан и на всяком месте владычествия Твоего православно живущия: подаждь им, Господи, душевный мир и телесное здравие и прости им всякое согрешение, вольное же и невольное, и их святыми молитвами и меня, окаянного, помилуй».

2. За усопших. «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: праотцев, отцев и братии наших, зде лежащих и повсюду православных христиан преставившихся: подаждь им, Господи, царствие и причастие Твоея бесконечныя и блаженныя жизни, и прости им, Господи, всякое согрешение, вольное же и невольное».

В молитве за усопших и живых особенное значение имели восковые свечи, горевшие в его келье пред святынею. Это объяснил в ноябре 1831 года сам старец о. Серафим в беседе с Н. А. Мотовиловым. «Я, — рассказывал Николай Александрович, — видевши у батюшки о. Серафима много лампад, в особенности многие кучи восковых свеч, и больших и малых, на разных круглых подносах, на которых от таявшего много лет и упавшего со свеч воска образовались как бы восковые холмики, подумал про себя: "Для чего это батюшка о. Серафим возжигает такое множество свеч и лампад, производя в келье своей нестерпимый жар от теплоты огненной?" А он, как бы заставляя мои помыслы умолкнуть, сказал мне:

"Вы хотите знать, ваше боголюбие, для чего я зажигаю так много лампад и свеч пред святыми иконами Божиими? Это вот для чего. Я имею, как и вам известно, многих особ, усердствующих ко мне и благотворящих мельничным сиротам моим. Они приносят мне елей и свечи и просят помолиться за них. Вот когда я читаю правило свое, то и поминаю их сначала единожды. А так как, по множеству имен, я не смогу повторять их на каждом месте правила, где следует, тогда и времени мне недостало бы на совершение моего правила, то я и ставлю все эти свечи за них в жертву Богу, за каждого по одной свече, за иных — за несколько человек — одну большую свечу, за иных же постоянно теплю лампады; и где следует на правиле поминать их, говорю: Господи, помяни всех тех людей, рабов Твоих, за их же души возжег Тебе аз, убогий, сии свещи и кандила (то есть лампады). А что это не моя, убогаго Серафима, человеческая выдумка, или так, простое мое усердие, ни на чем божественном не основанное, то и приведу вам в подкрепление слова Божественного Писания. В Библии говорится, что Моисей слышал глас Господа, глаголавшего к нему: «Моисее, Моисее! рцы брату твоему Аарону, да возжигает предо Мною кандилы во дни и в нощи: сия бо угодна есть предо Мною и жертва благоприятна Ми есть». Так вот, ваше боголюбие, почему св. Церковь Божия прияла в обычай возжигать во св. храмах и в домах верных христиан кандилы, или лампады, пред святыми иконами Господа, Божией Матери, св. Ангелов и св. человеков, Богу благоугодивших"».