Софроний (Сахаров) - Таинство христианской жизни

Но мы созданы по образу Божию. Отсюда наша способность воспринять от Бога откровение о Его Божественном бытии, и даже способность воспринять в себя это Бытие. Сначала это восприятие выражается как некая «интуиция веры». В некоторые моменты приходит к нам свет, луч которого прорезывает материальный массив этого мира, и вдали, в конце этого прорыва, мы видим свет Божества.

Устремляясь к нему, мы начинаем наше шествие по тому узкому прорыву, который открылся пред нашим умным взором в минуту откровения. И путь сей долог и тернист.

В самый момент нашего восприятия Божественного бытия в акте «интуиции веры» мы еще не сознаем, что это первое видение есть только начало, обнаружение потенциальности нашей к Божественной жизни; актуализация же проходит по сему долгому и узкому пути. Долгое шествие сопровождается многими претыканиями, часто изнеможением, потерей из виду того света, который облистал нас... и бывают моменты и даже периоды, когда сияние света сокрывается настолько, что наше первое видение становится как бы нереальным, как бы миражом.

Эти моменты, несомненно, являются самой глубокой и самой великой из всех возможных трагедий тварного существования. Страдание человека в такие моменты носит характер воистину метафизический, и проходимый им опыт по степени болезненности своей превосходит всякое иное страдание.

Мы не можем говорить о том, почему Бог положил именно такойяуть твари, восходящей к Нему, своему Творцу. В самые периоды испытания сие не кажется нам благостью к нам Бога, но ... боюсь сказать это слово — «жестокостью» Бога. Такою жестокостью, пред которой все преступления, совершаемые в сем мире, бледны и ничтожны.

Однако подобное состояние вовсе не есть истинное видение Бытия, как оно создано Богом, хотя в нем и наличествуют элементы истины. Неистинно в этом видении «жестокости» Бога то, что мы переживаем наше отлучение от Него как отвержение Им нас, тогда как мы не замечаем, что не Бог отвергает нас, а наше пристрастие к твари является «медной стеной» между нами и Богом. Мы вовсе не легко открываем в себе наше пристрастие к твари. Мы часто совсем не хотим остановиться на том, что в нашем молитвенном стоянии пред Богом мы пытаемся не столько войта к Нему чистыми от всего ограниченного, сколько свести Его к нашей ограниченности и даже заставить Его служить нам в нашем стремлении к земному.

Характерно для усиленной молитвы, что увлекает она и сердце, и ум в их стремлении к вечному настолько, что все прошлое забывается и сознанием владеет единственная забота — стать достойными Бога. Чем сильнее наше устремление к беспредельному, тем медленнее кажется нам наше движение. Подавляющее ощущение своей ничтожности, с одной стороны, и величие искомого, с другой, создают ощущение медлительности. Все в этом положении происходит вне возможности для нас сравнения с кем-либо иным, а отсюда невозможность и относительного суждения о нашем движении вперед или назад. Человек действием Бога в нем духовно растет быстрее в смысле созерцания святости Его, и создается впечатление, что расстояние между ним и Богом не перестает расти. Ужас, особый, не животного порядка, а духовного, охватывает всего человека, и в силу этого он собирается внутрь все глубже, все сильнее. Это сосредоточение внутрь может принять форму «спазмы». Весь человек «сжимается»; молитва становится воплем без слов. И сожаление о нашей удаленности от Бога принимает форму (характер) невыразимого горя. Да, нет большего горя, чем видеть себя недостойным Святого святых.

Истекшие тысячелетия показали, что тело человека строится сообразно устремлению духа: люди физического труда развиваются физически; представители интеллектуального сословия — интеллектуально, с некоторым ущербом для физической силы. Молитва, как сильное устремление духа к Богу, приводит к многочасовому стоянию пред Лицом Вечного. По качеству умного действия она, несомненно, принадлежит высшему плану; поглощая едва ли не всю жизненную энергию человека, она лишает его возможности посвятить достаточно времени для научной работы, философских размышлений, чтения многих книг, увеличивающих багаж практических знаний, и подобное. Молитва, в ее благороднейших формах, есть предстояние Богу лицом к Лицу. Она связана с предельным напряжением всего сушества нашего. Через молитву можно восполнить недостаток естественных дарований вышеестественными; пробелы в сфере рационального знания вознаградить высшим видом познания Бытия. Превосходя план демонстративного мышления, она удостаивает человека непосредственного созерцания Божественных истин.

Молитва руководит нас во всех обстоятельствах жизни нашей. Мы, например, не можем знать, что есть в сердце другого человека, и не знаем поэтому, что нужно сделать или сказать о том или другом случае. Молясь Богу, прося себе вразумления от Всеведущего, мы в молитве получаем указание должного.

Жизнь бесконечно разнообразна. Всякому человеку положен свой особый путь. В уме своем мы можем строить различные планы на будущее, но в своем осуществлении жизнь и в целом, и в каждом отдельном акте нашем или моменте все же неизбежно единична и неповторима. Из этой единичности и неповторимости прошлое представляется многим людям как рок, написанный им кемто, судьбою, как говорят. Эта единичность и неповторимость пугает человека как неизбежная судьба. Но мы, христиане, освобождены от этого кошмара. Мы знаем верою и опытом, что мы свободны в выборе своем. Этого, однако, мало. Быть свободным в выборе еще не значит быть мудрым и истинным. Все мы сознаем, что если мы не обладаем всеведением, то не можем вынести решения должного в последнем значении этого слова. Когда мы в жизни должны решиться на какой-нибудь шаг, на какую-либо перемену, существенную и даже несущественную внешне, тогда никакие человеческие расчеты, никакая логика не поможет нам решить этого вопроса, не даст нам предвидеть, в каком случае результат нашего действия будет благим и в каком гибельным. И если в более совершенном виде только люди, обладающие пророческим зрением и слухом, как друзья Божий, молитвою могут познавать волю Божию, то все же и мы, всякий из нас, через молитву должен искать решения всякого вопроса. Пусть вначале будет все неясно, смутно, сбивчиво. Если постоянно будем все же прибегать к Богу, то постепенно сердце наше познает этот путь и тогда восхвалит Господа от великой радости, рождаемой этим познанием.

Когда человек впервые достигает в молитву, то она потрясает его и как бы сокрушает, раздавливает. Вхождение в мир вечности Божественной, или, иначе, сие свыше рождение, связано с болезнью: «Поболехом и родихом дух спасения...».