Вальтер Тробиш - Я любил девушку

Внезапно я понял: ничто уже не способно будет разделить нас: ни закон, ни обычаи, ни отец, ни деньги, ни государство, ни церковь.

И тогда я вспомнил, что мы находимся в церкви. Я подумал: вот теперь мы оба стоим пред Богом и даем обещание друг другу на всю жизнь. Я взял ее за руку – и наши руки долго покоились одна в другой.

Теперь я хотел бы спросить Вас: чего же еще для брака недостает? Не все ли это? Не сочетались ли мы уже? Когда же начинается брак? Действительно ли он начинается в загсе или в церкви? Не начинается ли он обручением, когда обещают друг другу: я буду принадлежать тебе всю жизнь? Мы дали такое обещание пред Богом. Не супруги ли мы уже?

Я сейчас не могу точно вспомнить нашего прощания. Я был как во сне. Она просила меня опять приехать, а я сказал ей, что ищу работу. Затем мы покинули церковь и… разошлись в разные стороны.

… Я проплакала всю ночь. Я упрекаю себя за то, что ни о чем не поговорила с тобою. Но сердце мое было переполнено. Я хотела сказать тебе многое, но не смогла. Ты, может быть, думаешь теперь, что ты мне безразличен.

Прошу тебя, пойми, что я не могла говорить от радости встречи с тобой. У меня нет никого, кроме тебя.

… Не плачь, Сесиль, прошу тебя, не плачь. Я понял тебя, и понял правильно. Нет, тебе нечего опасаться. Никогда не бойся, когда я с тобой.

Все это моя вина. Мне следовало бы говорить, мне следовало бы спрашивать тебя. Но и я не мог говорить.

Все меня слишком удивило: и то, как ты меня так просто приветствовала, и то, будто ты все подготовила…

Затем ты сидела рядом со мной, как будто ты была там только для меня. И это сказало мне гораздо больше всяких слов.

Ты очаровала меня… У меня опять появилась надежда. Я помог сегодня своей матери в огороде, вместо того чтобы считать бамбуковые палки на крыше ее хижины. Она с удивлением смотрела на меня.

… Итак, вы пошли в католическую церковь! Я же тебе сказал, что Сесиль что-нибудь придумает. Как же трудно африканским юношам и девушкам встретиться друг с другом! Тут и церковь должна помочь им.

Я благодарю Бога, что вы пережили этот час, и хорошо могу представить себе, какие мысли и чувства наполняли ваши сердца. Знаешь ли ты, что встречаются такие европейцы, которые утверждают, будто африканцы не могут любить?

Вопросы твои, бесспорно, трудны. У тебя прямо-таки дар задавать вопросы. Они становятся все труднее и труднее, и мне необходимо думать над ними все больше и больше, прежде чем я смогу ответить на них.

Когда же начинается брак? Библия говорит, что брак – это тайна. Тайны же нельзя объяснить. Можно только глубже проникать в нее. Постичь же ее до конца нельзя. Тайной является также и начало брака.

Ты пишешь: «Нам казалось, что мы оба уже одно, одно существо». Когда же начинается человек? Для общества – это момент рождения. Но жизнь существует в нем еще до появления его на свет. Когда же начинается жизнь? Биологи говорят: в момент зачатия. Однако никто не в состоянии точно установить этот момент. Все это так и остается тайной. Именно с этого мгновения начинается жизнь, начинается новый человек. И все же его еще нет. Он находится, так сказать, в промежуточной стадии развития, когда мать носит его в своей утробе.

Да, для вас началась новая жизнь. Но когда она началась? Действительно ли в тот час в церкви? Не началась ли она еще прежде? Во время вашей первой встречи в автобусе? Или, может быть, в течение тех недель, когда вы усиленно и страстно переписывались? Кто бы это мог сказать? Все это так и останется тайной.

Теперь этот новый человек, живое существо, создаваемое вашим желанием быть вместе, начал свой путь.

Это пребывание в пути требует определенного времени. Новый человек должен расти медленно, как дитя, которое мать носит под своим сердцем. Медленное срастание – таков смысл периода обручения. Все, что вы переживаете: прекрасное и трудное, радость свидания и боль разлуки, слова и молчание, писание писем и ожидание ответов, надежды и разочарования, даже препятствия и трудности, способствует этому росту. Все это содействует росту и созреванию нового человека, который должен образоваться из вас. Этот рост совершается втайне. Никто из людей не знает этого, только вы и Бог, и еще, может быть, те немногие, которым вы доверили свою тайну.

Итак, ваш брак уже начался, хотя он еще не совершился. Он подобен зародышу в утробе матери в промежуточной стадии между оплодотворением и рождением. Вы находитесь сейчас в этой стадии.

День бракосочетания – это день рождения вашего брака. В эти часы новый человек появляется на свет. Тогда каждый может увидеть его. День этот – праздник.

Когда вы обручались, вы сказали друг другу: проверим себя, подходим ли мы друг другу. В день свадьбы вы скажете всем: мы проверили себя, и проверка эта дала положительный результат.

Конечно, брак начинается не с того, что два человека получают свидетельство о бракосочетании, как и новорожденный человек не появляется на свет благодаря свидетельству о рождении. Однако и этих вещей тебе не следует недооценивать. Брак – не только дело двоих. Публичная регистрация, его оформление перед глазами людей – неотъемлемая часть брака. С этого момента его охраняет закон. Лютер однажды сказал: «Тайный брак не является браком». Фактически свадьба во все времена и у всех народов превращалась и превращается в праздник.

Ты можешь поверить мне, что мое заветное желание – вместе с вами увидеть этот день рождения вашего брака. Я хотел бы сделать все возможное, чтобы он вскоре наступил. Вот поэтому я недавно написал письмо пастору Амосу. Но я еще не получил от него ответа.

Ваше письмо удивило меня необычайно. Миссия ведь ввела у нас в Африке церковное наказание, хотя оно в европейских и американских церквах не практикуется. Пока сами миссионеры подвергали верующих наказанию, не раздавалось голосов протеста. Когда же наказываем мы, африканские священники, вы подвергаете нас критике. Но ведь мы исполняем лишь то, чему научили нас вы.

Кто знает, пришел бы Франсуа к Вам и исповедал бы перед Вами свой грех, если бы на него не донесли? Если бы это осталось между ними, тогда я, может, согласился бы с Вами.

Однако он «раскаялся» только тогда, когда о его грехе узнали другие. Поэтому нам следует убедиться, является ли его раскаяние истинным. Шесть месяцев отлучения от вечери Господней – это только время проверки, а не признак того, что церковь не простила его.

Кроме того, этот случай и для остальных членов церкви должен быть предостережением, которое укрепит их в борьбе с искушениями. Если бы я не подверг Франсуа церковному наказанию, я, может быть, подверг бы других искушению.