Вальтер Тробиш - Я любил девушку

В письме пастора Амоса надежду вселяет то, что лично он, то есть отец Сесиль, ничего не имеет против Франсуа.

Вы, Сесиль, должны попытаться объяснить это своему отцу, чтобы он это почувствовал. Мы часто упрекаем отцов за то, что они не говорят со своими дочерьми. Но, может быть, и наоборот: может быть, дочерям следует поговорить со своими отцами и сказать им, что они чувствуют, что переживают и на что надеются?

Пожалуйста, напишите письмо на Вашем родном языке! Напишите, что Вы любите своего отца, что Вы понимаете его, что Вы не хотите оставить его!

Сделайте несколько практических предложений!

Может быть, Вам что-то придет на ум. Конечно, Франсуа должен быть согласен с Вашими предложениями. Попутно Вы сможете также убедиться, в состоянии ли Вы сообща планировать свои финансы.

Недостаточно в период обручения проверять ваше взаимопонимание, устанавливать, способны ли вы проявлять нежность друг к другу и верить, и молиться совместно. Вам необходимо также знать, одинаковое ли у вас отношение к деньгам, в состоянии ли вы советоваться друг с другом относительно предполагаемых расходов. Жена должна знать, сколько зарабатывает ее муж; вам необходимо достичь единодушия относительно того, как вы будете расходовать свои деньги.

Разумно расходовать деньги гораздо важнее, чем иметь их в большом количестве.

И еще одно, Сесиль, между нами! В начале года, когда Франсуа еще не знал Вас, я ему однажды написал: за девушку ответственность перед Богом несешь ты.

Теперь я и Вам напишу то же: Вы как девушка должны определить, как далеко может пойти в ваших взаимных отношениях Франсуа. Молодой человек не может пойти далее тех границ, которые устанавливает для него девушка. Пусть у Вас не будет ложного сострадания! Будьте царицей! Вы любите молодого человека. Превратите его в зрелого мужчину!

Большое спасибо за ваше письмо. Я прочла его Франсуа; мы тронуты тем, что вы столь глубоко входите в наше положение, что вы испытываете то же, что испытываем мы, и что вам хочется утешить нас.

Мы и не знали, что Бог так печется о нас, что у веры может быть какая-то связь с обручением. Без веры, конечно, мы впали бы в отчаяние. Но именно потому, что мы не знаем, что случится далее, мы чувствуем, как крепко связаны друг с другом.

Мы впервые попытались вместе читать Библию. Вначале нам показалось это странным. Но потом чтение это оказалось спасительным. Оно помогает нам не только тогда, когда мы нежны друг с другом, но и тогда, когда что-то делаем вместе. Только молиться мы еще не можем вместе. Я стыжусь громко молиться в присутствии Франсуа.

Я попыталась начать письмо своему отцу. Не могу вам даже сказать, как это трудно. Как европейцы вы, конечно, не можете понять этого. Мне кажется, будто какая-то стена разделяет меня с моим отцом.

Наши отцы не любят, когда девушки говорят им что-то. Они боятся потерять свой авторитет. Они думают, что мы не уважаем их, а потому чувствуют себя оскорбленными.

Я знаю, что вы желаете нам добра. Я продолжу письмо к отцу. Но каждая строчка его стоит мне сил. Так трудно выразить словами свои чувства.

Но если даже я и закончу его, я заранее знаю, что у меня не хватит смелости отправить его.

Хорошо, что Ваше письмо прибыло после моего возвращения из безрезультатного визита к отцу Сесиль.

Я думал о тех, у кого никого нет, кому они могли бы написать письмо, и кто мог бы ответить им.

История с тигром по сути дела неплохая. Она свидетельствует о том, что как те, кто отпускает тигра, так и те, кто запирает его, находятся на неверном пути. Дети мира столь же трусливы, как и «сверхсвятые». Мы не должны уклоняться от борьбы. Тигр не виноват, когда мы падаем. От меня зависит, является ли тигр мне врагом или другом. Все это я уже понял.

Только один вопрос все еще остается для меня открытым: что значит «положить тигру в пасть свою руку»? Означает ли это, что я могу идти до границы дозволенного, если я спокоен, владею собою и «не перепрыгиваю через ступени», как Вы говорите? Или же это означает, что мы можем уже телесно соединиться?

Я однажды уже ставил Вам этот вопрос. Тогда он касался девушек, которые мне по сути дела были безразличны, на которых я не думал жениться, да и едва ли смог бы. Помните?

Тогда я заявлял: я хочу приготовить себя к браку.

Вы же ответили: напротив, ты узнаешь такое, что сделает твой брак несчастным.

Я говорил Вам еще, что мне необходимо время от времени обладать девушкой, чтобы не заболеть. Вы же ответили мне: напротив, ты рискуешь своим здоровьем.

Я говорил также, что хочу доказать, что я мужчина. Вы ответили мне в третий раз: напротив, ты превратишься в тряпку.

Вы убедили меня тогда. Но вот одного Вы не коснулись тогда – любви!

А если соединиться по любви? Если речь идет о какой-то уличной девке, я согласен с Вами. Но если с помолвленной? С девушкой, которую любишь, с которой испытываешь полнейшее единство, которой уже дал обещание на всю жизнь? Почему в этом случае следует воздерживаться, если с уверенностью можешь сказать, что мы принадлежим друг другу?

Вы сказали мне, что не следует вступать в интимную связь с любой девушкой. Я согласен. Но не попытаться ли вступить в такую связь с возлюбленной? Если время обручения должно быть и временем испытания, не следует ли тогда испытать и это? Неужели Вы назовете «прелюбодеянием» связь, когда влюбленные всецело отдают себя друг другу?

Я слышал, как однажды один священник сказал: «Брак – это сад, в котором все разрешено. Вне этого сада все запрещено». Да, но неужели в день свадьбы я вдруг окажусь совершенным супругом и мужчиной? Как Вы себе это представляете?

Пожалуйста, поймите меня правильно: я совсем не требую разрешения проводить ночи с любой уличной девкой. Я говорю только о Сесиль, на которой хочу жениться.

Неужели нам для телесного соединения действительно нужен документ-разрешение из загса или же из церкви? Внутренне мы себя уже теперь чувствуем как муж и жена, точно так же, как после свадьбы.

Порою у меня такое впечатление, что Сесиль втайне только этого и ждет. Она хочет всецело принадлежать мне. У меня есть друг, который уже уплатил половину вена. Но он не пожелал спать со своей девушкой до свадьбы. Поэтому в один прекрасный день ему возвратили деньги. Семья девушки опасалась, что он окажется импотентом. Не появится ли и у Сесиль такое подозрение, если я не возьму ее? Не подумает ли она, что я ее не люблю?

Недавно она растянулась на траве. Лежала. Смотрела в небо. Платье ее натянулось на груди, и колени обнажились. Я не мог справиться с собой и обнял ее со всей силой. Но она вырвалась из объятий и убежала к тому месту, где находились наши велосипеды. На обратном пути мы не проронили ни слова, а на следующий день не вспоминали уже об этом.