Фридрих Риттельмайер - Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании

Но, войдя в человеческие души, любовь смешалась со всем, что там было прежде. Так она сама замутилась до неузнаваемости. Это касается весьма многого из именуемого «христианской любовью». Ныне зачастую складывается впечатление, что не христианская любовь преобразила сердца, но сердца преобразили христианскую любовь. Часто она — фальшивый миссионерский пыл, который совершенно не считается со свободой другого человека и потому не видит и не достигает его истинного «Я». Часто она — слезливая сентиментальность, способная внушить лишь отвращение к слову «любовь». Иногда — новые хлопоты, в которые человек, по сути, бежит от самого себя, а иногда — дурное любопытство, всюду сующее свой нос. Не редкость и раболепное самозабвение, именуемое «беззаветной преданностью», как и иная форма самоутверждения, когда христианством прикрывают стремление уподобить всех людей своей персоне. Грустно наблюдать, как под маской христианской любви распространяется самый скверный эгоизм, даже и не помышляющий действительно участвовать в судьбе ближних, а тем более жертвовать ради них жизнью. Ничто так не нуждается ныне в очищении, как сама христианская любовь.

Высокий, чистый дух любви Христовой ощущают еще очень и очень немногие. И все‑таки Христос позаботился именно о воспитании любви со всею осмотрительностью и отчетливостью, как бы предвидя опасности, о которых мы говорим. Достаточно припомнить, как редко Он вообще произносит слово «любовь», а если и произносит, то в какой связи. Например, едва только речь заходит о любви, как Он тотчас рассказывает притчу о добром самарянине, содержащую целый катехизис любви, но не в форме поучения, а в форме образа, деяния. Или как Он Сам в конце жизни, прежде чем говорить о любви, наставляет Своих учеников поступком — омовением ног.

Все это способно помочь нам с должным благоговением приблизиться к первой остановке на пути Христовом. И вновь мы, как раньше, будем строить медитацию, не слишком вдаваясь в подробности, а ограничиваясь лишь общими указаниями. Тогда каждый самостоятельно решит, как ему оформить свою медитацию. Он приобретет собственный опыт и найдет собственный путь. Если бы мы, как желают некоторые, изложили свои предложения во всех подробностях, читателю было бы трудно отрешиться от них. Его образы подверглись бы определенному окоченению, и ему было бы нелегко отыскать свое собственное, чтобы затем развивать его и наполнять жизнью. Читателю необходимо приложить усилия, чтобы самому сделать последний шаг.

Но позволительно дать совет: хорошо бы сначала во всех подробностях, живо представить себе историю с омовением ног (Ин., 13: 1 — 35) и принять ее в себя. Для того она нам и дана. Во всех деталях запечатлелась она и в душе рассказчика: Иисус встал, снял с Себя, верхнюю одежду, взял полотенце и препоясался. Так Учитель облекся в одежду раба. Все эти детали с течением времени наполнялись для евангелиста все большим смыслом и становились все прозрачнее.

Но детали должны лишь подводить к величественному главному предмету, к чудесному духу служения, явленному здесь Христом. Если человек вживе преисполнится этого духа, он может представить себе, что вдыхает этот дух, как воздух при глубоком вдохе. Согласно исследованиям духовной науки, чувствование теснейшим образом связано с так называемым «средним человеком», который обитает прежде всего в «ритмической системе» легких и сердца. И действительно, именно медитации чувства могут быть пропущены через все пять органов чувств, поднимая их на более высокую ступень. В упражнениях иезуитов, в «Exercitia spiritualia» («Духовных упражнениях») Игнатия Лойолы, преисподняя последовательно переживается всеми органами чувств: сначала имагинативно видят мучения проклятых, затем слышат их вопли, обоняют дым и т. д. Здесь же, в медитации, подобной омовению ног, можно как бы более высокими органами чувств вправду воспринять небо. И не нужно думать, будто для того, чтобы стать вполне восприимчивым к небу, следует сначала отдельно пройти через преисподнюю. Вместе с небом человек одновременно ощущает и преисподнюю — коль скоро он несет ее в себе, — находящуюся вне неба: насквозь проникнутое злом существо, которое как раз и не есть небо.

Если удастся отчетливо увидеть духовным взором картину омовения ног, можно попытаться затем воспринять существо Христа духовным слухом как некий дивный музыкальный тон, затем вдохнуть аромат жертвы, затем — подобно библейскому «Вкусите и увидите, как благ Господь!» — как бы распробовать жизненный вкус такого деяния и, наконец, духовно ощутить это деяние как совершенно конкретный предмет и войти в него своим ощущением жизненного тепла. Все это требует упражнений. Но затем в человеке возникает живое впечатление горнего мира, где преображаются и его органы чувств. Это касается всех образных медитаций. Теперь же давайте вернемся к образу, который сейчас перед нами.

Подписью под картиной омовения ног могли бы служить следующие слова Библии: «Князья народов господствуют», но «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф., 20: 25, 28), — с тем лишь отличием, что вместо «Сына Человеческого» Евангелия от Матфея лучше, в духе Иоаннова Евангелия, поставить «Я»: « Я не для того пришел, чтобы Мне служили, но чтобы Я послужил».

В этих словах Христос противостоит кесарю, который объявился в тот же момент истории человечества, чтобы властвовать миром. Если вдуматься в это временное совпадение, нам станет ясно, что «Я», которому должно развиваться в мире, имеет перед собою два пути: либо путь через борьбу к власти, либо путь через свободу к любви. Христос и кесарь противостоят друг другу до скончания дней и сражаются за «Я» человека. Эта борьба в мировой истории ведется и за нас. Приведенные выше слова Христа содержат последнее решение судеб мира: отказ от роли кесаря, который высказан яснее ясного. В противоположности этих решений мы прекрасно видим то, что — возможно, под влиянием мистерий — изображали как противоположность любви небесной и земной. И нигде не предстает эта борьба более впечатляюще, чем в истории самого Рима. Христос свергнул кесаря с римского престола. Но, невзирая на это, кесарь вновь и вновь нападал на Христа в Риме и теснил Его. Папство есть борьба между кесарем и Христом. И нам надобно преследовать своего кесаря повсюду — как домашнего деспота и грозу подчиненных, карьериста и мстителя.

Взойдя на трон, князья издают манифесты к народам. Также и по восхождении Христа на престол воспоследовало послание ко всем, кто хочет принадлежать Ему. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас». «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин., 13: 34, 35).