Павел Дарманский - Побег из тьмы

— Да будет благословен сей день, в который я избавлен от Молчанова, — довольно заявил Тарасов, когда Молчанова, одного из его главных «врагов», назначили настоятелем Димитриевской церкви.

Любопытно, что Тарасов с Молчановым грызлись до припадков, но объединялись, когда хотели напакостить третьему лицу. Так, они совместно разыскивали в г. Боровичах улики против протоиерея Александра Медведского, который якобы в 20-х годах отрекся от сана, а теперь был настоятелем Никольского кафедрального собора. Совместно они вели интриги и против ненавистного им секретаря епархии протоиерея Сергея Румянцева.

Однажды за литургией, небрежно переливая из одной чаши в другую, протоиерей Павел Маслов пролил «кровь господню» на престол, облил себе руки, епитрахиль. Протодиакон Александр Краснов, служивший с Масловым, что-то сказал со злорадством. Взбесившийся Маслов затопал ногами, назвал протодиакона «мерзавцем» и изо всей силы ударил кулаком о «престол господен». И это после того, как они троекратно лобызались, взывая «Христос посреди нас, и есть и будет!»

Упомянутый протоиерей Маслов — бывший протодиакон. Он любил рассказывать в алтаре похабные анекдоты, вспоминал о кутежах и попойках, имевших место в его молодости. «Если бы собрать всех детей, рожденных от меня повсюду, вполне можно было бы укомплектовать детский садик», — цинично хвастался он. Маслов утверждал, что, идя на богослужение, он выпивал бутылку водки, ничем не закусывая, и очень любил повторять, что «ежели с хорошей закусью да безвозмездно, то батюшке всевышний разрешил пить до бесконечности».

Я наблюдал болезненную жадность попов к деньгам, был свидетелем страшных скандалов за неправильно разделенный рубль, булку или яблоко. Совершая основные моменты службы, воздевая руки перед престолом, Тарасов спрашивал казначея — псаломщика Владимира Павинского о сегодняшнем доходе. Мне довелось быть свидетелем грубого нарушения во имя рубля установленных церковью канонов, когда отпевали самоубийц, служили панихиды по некрещеным, венчали без свидетельства из загса, крестили без свидетельства родителей и без веры восприемников и т. д. Я видел, как Николай Одар-Боярский, Александр Краснов, Борис Романов, Януарий Демин и другие приступали к службе без подготовки, часто в пьяном виде.

А сколько раз приходилось видеть, как в алтаре под видом причащения священнослужители самым настоящим образом упивались вином! Подавляющее большинство их имеет больше оснований считаться поклонниками Бахуса и Амура, нежели служителями христианского бога.

Иосиф Киверович, не успев закончить духовной семинарии, стал священником и служил одно время в Смоленской церкви. В употреблении спиртных напитков он не знал меры. Однажды он куда-то исчез. Жена поспешила заявить в милицию. Через неделю его на шли у любовницы (одной из богомолок!), где он все это время кутил и пьянствовал. Пропив несколько тысяч рублей, Киверович обратился к настоятелю за помощью, предварительно распустив слух, что его-де обокрали. Тарасов из «братской кружки» в виде пособия дал ему 8 тысяч рублей и долго после этого хвастался, что исполнил евангельский завет «просящему у тебя дай…»

Священник Василий Бутыло рассказывал, что однажды благочинный городских церквей Ленинграда протоиерей Николай Ломакин спросил его:

— Ты, отец Василий, готовился к службе?

— А как же? Конечно, — отвечал тот. — Прослушал утреню, прочитал акафист, последование ко причащению, трезвился, постился.

— О святая простота! Разве это подготовка? Этакая подготовка к богослужению устарела. Двести граммов водочки, ветчинки столько же — вот подготовка в наше время. Учись, отче, у меня, а то скоро ноги протянешь!

Протоиерей Константин Быстреевский свидетельствовал, что Ломакин действительно часто служил в кафедральном соборе в нетрезвом состоянии.

Из курса теоретического богословия мне было известно, что существует семь так называемых таинств, а из практического поповства я узнал, что нелегально существует и восьмое «таинство». Это — перепродажа свечей. В воскресные и праздничные дни свечи, поступающие от верующих на подсвечники, не успевают сгорать. Свечница собирает их в ящик, а затем передает за свечной стол, где староста или его помощник меняет мелкие свечи на крупные, причем меняет как ему заблагорассудится. Одна свечница призналась мне на исповеди, что однажды передала на обмен 600 свечей по 5 рублей и 750 свечей по 3 рубля, а получила 10 свечей по 25 рублей и 30 свечей по 10 рублей. Остальные необмененные свечи снова пошли в продажу, а деньги — в карман настоятеля. Перепродавая таким образом одни и те же свечи, настоятели делят с «доверенными людьми» тысячи рублей еженедельно.

А каким репрессиям подвергались те, кто осмеливался раскрыть это «таинство», могут рассказать, например, священник Николай Фомичев, регент церковного хора Юрий Трофимов и другие, испытавшие за это травлю и гонение из прихода в приход. Известно, например, что игумен Иван Иванов был снят с должности настоятеля Волковой церкви только за то, что раскрыл задолженность своего предшественника Алексея Верзина в сумме 127 тысяч рублей, которые он употребил на приобретение дачи в Мельничных Ручьях (под Ленинградом).

Мне пришлось быть очевидцем, как писались доносы друг на друга и как вышестоящим духовенством освящалась ложь.

Я наблюдал из ряда вон выходящее пресмыкательство попов перед высшими церковными чинами, видел унижение человеческого достоинства со стороны высшего духовенства по отношению к низшему.

Проповедуя верующим трезвение и пост, сами священники не соблюдают ни того, ни другого. В Никольском соборе, в Смоленской, Волковой и других церквях после богослужения в алтаре начиналось служение чреву: пили коньяк, «столичную», «московскую», оправдывая себя тем, что пьют «труда ради бденного». А пьянство в пост (когда нельзя есть мясное) оправдывалось тем, что спиртные напитки не содержат в себе жиров.

Восхваляя с амвонов религиозную мораль, проповедуя «не прелюбы сотвори», попы (за весьма редким исключением) не могут похвалиться соблюдением этой заповеди. Мне стало известно, что многие попы, кроме жен законных, имеют неофициальных, которых они именуют «духовными дщерями» (то есть, дочерьми).

Возьмем хотя бы того же протоиерея Тарасова. Долгое время он водился с певчей Зинаидой. После ее смерти он связался с певчей Николаевой, разведенной, еще не старой женщиной.

Не раз видел я, как церковная машина направлялась за Тарасовым в Языков переулок, где живет Николаева. (А когда он был снят с должности настоятеля, неоднократно приходилось видеть, как он поджидает ее у Тучкова моста или на углу 8-й линии и Среднего проспекта на трамвайных остановках.) Часто даже во время богослужения Николаева заходила к Тарасову в его кабинет, помещавшийся смежно с алтарем и имевший боковой ход. Кабинет Тарасова мы прозвали «капищем» не только потому, что он курил в нем, но и потому, что поклонялся в нем своей любовнице.