Павел Дарманский - Побег из тьмы

Однажды рано утром к нам неожиданно зашла бабушка Ольга, соседка и дальняя родственница. Она была взволнована. Трижды перекрестившись в передний угол, она, обращаясь к моей матери, как-то таинственно начала:

— Ах, Юстинко, какой вещий сон я видела этой ночью! Находилась я будто в нашем лесу. Вдруг передо мной явились две дороги: одна укатана (хоть яйцо кати!), а другая — заросшая бурьяном. Одна ведет на восток, а заросшая — на запад, прямо в лес. Вижу, откуда ни возьмись трое мужчин: ваш Павлуша, Евграф Дулуман и какой-то старик с седою бородой. Слышу, старик говорит: «Кто пойдет по заросшей дороге, того она заведет в лес на растерзание зверям, а кто пойдет по этой, тот будет жив, ибо эта чистая дорога ведет в Иерусалим». Я тогда и спрашиваю седого старика: «А куда они, эти хлопцы, идут?» И тот ответил, и слова его до сих пор в ушах у меня звенят: «Они хотят поклониться святым местам, да вот этот юноша (и он указал на вашего сына) заблудился, а ему следует идти с этим (и указал на Дулумана)». И старик стал невидим.

Бабушкин сон был выслушан с повышенным вниманием. Все члены нашей семьи обрушились на меня. Правда, я не сильно защищался, так как во мне было еще достаточно и суеверия и легковерия, чтобы поверить в подлинность немудреного «вещего» сна. Я принял этот сон хоть и с легковерием, но и не без осторожности. Выбрав момент, когда дома никого не было, я опустился на колени и со слезами стал молиться, чтобы всемогущий бог указал, наконец, истинный выход из столь затруднительного положения. После молитвы наугад открыл библию. Глаза остановились на 39 стихе V главы евангелия от Иоанна: «Исследуйте писания, ибо вы чрез них хотите иметь жизнь вечную…» И дальше: «Но вы не хотите придти ко мне, чтобы иметь жизнь».

Я решил, что «получил» откровение, понял, что должен идти дорогою на восток вместе с Евграфом, если хочу дойти до святых мест Иерусалима.

Об этом «откровении» я никому ничего не сказал. Мне предстояло проститься с моими сектантскими убеждениями. Но я был уверен, что «даже волос с головы человека не упадет без воли отца небесного», а поэтому и заключил: «Так угодно богу».

В последнее время я редко посещал собрания евангелистов и наконец вовсе перестал туда ходить. Мои единоверцы недоумевали и боялись, чтобы я не вернулся в «мир» — в православие. Но именно это и случилось. Я подыскивал и находил в «священном писании» много мест, которые, казалось, повелевали мне идти в семинарию: «Все испытайте, хорошего держитесь» (I Фессал., V, 21); «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте, от бога ли они» (I Иоанн, IV, 1) и другие изречения.

Своим намерением я поделился с домашними. Решение мое было принято с восторгом. Так после покаяния осенью 1947 года, сдав вступительные экзамены, я поступил в Одесскую духовную семинарию для получения религиозно-богословского образования. К православному духовному воинству прибавлялся еще один воин.

В семинарии я на веру принимал все, чему там учили. Смущали меня только жития «святых», которые в обязательном порядке ежедневно читали семинаристам в столовой во время обеда. Описание «подвигов» некоторых «святых» настолько фантастично, что ничем не отличается от сказок или мифов. Например, житие Иоанна Новгородского (7 сентября) повествует, будто он, заметив в рукомойнике беса, перекрестил его и лишил силы. Обессиленному бесу пришлось оставаться в рукомойнике и умолять архиепископа Иоанна отпустить его на свободу. Но «святой» сказал бесу: «Не отпущу тебя потому, что ты разговариваешь по-латыни». Пришлось бесу предложить Иоанну свои услуги. Состоялась сделка: Иоанн соглашался отпустить беса только после того, как тот отвезет его на себе из Новгорода в Иерусалим. Съездив за ночь на бесе в Иерусалим и обратно, «святой» отпустил его, а сам пошел в храм совершать богослужение. Странно получается: святой, одним крестным знамением обессиливающий беса, просит отвезти его в Иерусалим, и бес, не могущий вырваться из умывальника, везет на себе «святого» в Иерусалим и обратно за одну ночь!..

А в «Житии мученика Конона» самым серьезным образом рассказывается, как Конон укротил бесов и послал их на работу: копать огород, пахать поле, сеять, полоть, стеречь сад, пасти стада, колоть дрова, носить воду. Когда же на Конона напали разбойники, то внезапно явились его слуги, бесы, и защитили святого. Интересно: тот, кто повелевает многочисленными и всесильными бесами, не может защитить себя от двух-трех смертных разбойников, и необходимо вмешательство бесов, чтобы спасти его от смерти.

Вставали вопросы: а где же святые ангелы? Почему они не служат угодникам так, как бесы? Неужели ангелов меньше, чем чертей? Такие дружеские взаимоотношения святых и «нечистой силы» казались мне слишком соблазнительными.

Ничего не только божественного, но даже поучительного не было в жизнеописаниях киево-печерских угодников. И тут сплошная демонология! Несмотря на «обет нищеты», многие монахи Киево-Печерской лавры (Арефа, Эразк, Никола и др.) были богаты, имели при себе золото и серебро, «втайне ели и пили и жили срамно». Были среди преподобных и нечистые на руку. Так, «брат» Николай украл серебро у «брата» Конона. Не видел я ничего чудесного в описаниях смертной вражды между Евагрием и Титом и другими преподобными, не видел ничего высокого в их невежестве и страстях.

Из многочисленных житий, зачастую очень наивных, явствует, что многие так называемые знамения были и от бога и от дьявола. Не представляется возможным установить: от кого знамение, от кого помощь, от кого искушение, от кого наказание, от кого смерть — от дьявола или от бога и кто является в видении — ангел или бес в виде ангела. Что ни вопрос, то недоумение. Голова, как говорится, шла кругом.

В житиях излюбленным оружием, прекращающим жизнь мучеников, является меч. Казнят мученика различными способами: бросают в котлы с кипящей смолой или маслом, в огонь и воду или к диким зверям — мученик остается жив. Но как только дело доходит до меча — жизнь мученика прекращается.

Хотя религиозная мистика и подавляла разум, я понимал, что святым мучеником должен почитаться только тот, кто умер за веру во Христа. В числе же святых мучеников встречаются и такие, как князья Борис и Глеб (2 мая и 24 июля), князь Андрей Боголюбский (30 июня), княгиня Иулиания Вяземская (21 декабря), сын Ивана Грозного Дмитрий (15 мая и 3 июня) и другие, хоть и умершие насильственной смертью, но не за веру во Христа, а из-за политических или любовных интриг.

К примеру, Иулиания Вяземская не хотела стать любовницей смоленского князя Юрия. В декабре 1406 года во время пиршества княгиня Иулиания, защищая свою честь, говорится в житии, вонзила нож в плечо Юрия и выбежала во двор. Князь Юрий догнал ее, изрубил на части и велел бросить останки ее в реку.