Мария-Франсуаза Басле - Апостол Павел

Павел обращается к нему сначала как к иудею, которого приветствует как набожного и ученого человека, он подчеркивает свою верность «нашей религии», и говоря о бывшем фарисейском высокомерии, напоминает ему об обещании, данном праотцам, повествует о вере в воскресение, которую Агриппа, казалось, не разделял: доступ христиан к наследству Авраама — эту главную мысль послания Павел стал раскрывать к концу своей жизни в иудейских кругах [1016].

Затем Павел постарался затронуть в нем эрудита, а через него — римскую знать и эллинизированную часть публики, которую «Деяния» оставляют как бы на втором плане [1017]. Но хотя аудитория идеально подходила для того, чтобы сформулировать и защищать христианское вероисповедание, и «Деяния» употребляют применительно к речи Павла термин «апология» (то есть защитительная речь), христианская апологетика не обязана своим происхождением его речи [1018]. Оратор избегает говорить о самом предмете спора и не пытается излагать учение. Он «рассказывает свою жизнь», — что, по-видимому, больше всего интересует царя [1019], — или скорее ту часть своей жизни, которая сопровождалась внутренним кризисом, приведшим его к обращению [1020]. По существу, это как раз то, что апостол излагал в своем Послании к Галатам и в Посланиях к Коринфянам. Но тогда как эти аутентичные [1021]апологии Павла вызывают — как сказали бы греки — чувства, обратные тем, которые должна была бы вызвать «необычайная» биография, свидетельствующая только о его слабости вместо того, чтоб свидетельствовать о великих деяниях [1022], апология «Деяний» построена в классической форме повествований о чудесах, где превозносится высшее могущество Бога, явленное в его чудесах. Перед Агриппой Павел развивал только три темы: тему гонителя христиан, обращенного в веру, тему богоявления и тему «Божественного призвания». Он обращается к вере в Бога и к весьма распространенной религиозной чувствительности. Тут можно говорить о конформизме, но чьем — Павла или летописца?

Заканчивая упоминанием о Моисее и Пророках, «Деяния» стараются показать, что нет ничего «нового», а тем более разрушительного в послании Павла. Политически умеренный иудей Агриппа II [1023]был вполне готов воспринять такое. Впредь павловская апологетика, стремясь избежать в крайне неспокойной обстановке недовольства нововведениями, будет отстаивать свое право преемственности и стремиться к непрерывающейся связи с традициями, невзирая на все переломные моменты [1024].

Почти два года провел Павел в предварительном заключении в Кесарии… [1025]Его жизнь была вполне сносной в окружении, где, судя по всему, он приобрел множество друзей. Арестованный в день Пятидесятницы 55 года, он оставался в этом положении по усмотрению правителя Феликса до того момента, как тот был призван в Рим: до осени 56 года или, что более правдоподобно, учитывая условия судоходства, до начала весны 57 года. Такой срок можно считать обычным, и даже нормальным, для предварительного расследования дел провинциальными судами [1026].

Нет необходимости примешивать сюда общеизвестное корыстолюбие правителя Феликса, который мог пытаться все это время вести переговоры о возможном выкупе Павла — ведь того считали богатым, поскольку он занимался сбором пожертвований для Иерусалима! [1027]Феликс запутался в собственных многочисленных проблемах и хотел любой ценой избежать судебного разбирательства по делу о взяточничестве и плохом управлении, которое иудеи так легко могли возбудить против него: будучи не способен уладить конфликт между иудеями и греками Кесарии, Феликс был вынужден позволить двум конфликтующим делегациям идти со своим делом в Рим, хотя он опасался их показаний. Враждебность этих эллинистов сближала его таким образом с первосвященником и иерусалимскими властями, которых он недавно в качестве дружеского залога освободил от оппозиционно настроенных членов подначального духовенства, отправив их как зачинщиков беспокойства в Рим [1028].

Его преемник Фест, у которого были развязаны руки, принялся за дело сразу, как получил свое назначение, желая устранить все проблемы разом: местный разбой, терроризм, запаздывающие судебные решения… Во время его первого визита в Иерусалим ему представляют дело Павла, возникшее во время стихийной манифестации, как спорное между священническими властями и правителем: те самые «палачи» не бездействовали и готовили новую попытку убийства» [1029].

Фест хотел решить это дело: он принимает обвинительное заключение, составленное первосвященником и Синедрионом и призывает все стороны (как того требовал римский закон) в Кесарию, где содержался Павел, на свой суд. Он хочет установить очевидные факты «порочной деятельности», той, что относится к распространению запрещенной религии [1030]. Павел, защитительную речь которого на этот раз «Деяния» не приводят, перечисляет беспорядки и нарушения, являющиеся таковыми как в глазах государства, так и с точки зрения иудейской религии, он говорит о необходимости Закона Моисеева и о привилегии Храма: неужели вопрос о сборе пожертвований все еще был нерешенным? Обвинение вынуждено было отказаться от претензии по поводу «осквернения», которое не подтверждалось материалами расследования стражей порядка. И снова процесс завяз: Павел либо указывал на его промахи, либо делал отвод кандидатур судей, пользуясь своим на это правом [1031], либо дебаты снова отклонялись в сторону ученых споров, которых прокуратор, вероятно, не мог понять (на такую мысль наводит книга «Деяний») [1032], либо, наконец, «клиентура» апостола (в «Деяниях» употреблен именно этот термин) [1033]и его друзья из Кесарии умножили числом свидетельства и активизировали свое вмешательство в дело, чтобы парализовать судебную деятельность. Желая устранить все препятствия и и все-таки разрешить это дело, прокуратор задумал перенести спорный процесс, взбудораживший Кесарию, в Иерусалим, рассчитывая, что там он мог бы окружить себя советом или хотя бы побеседовать в частном порядке с опытными богословами Синедриона [1034].

Новое обстоятельство стало решающим для Павла. Он отклоняет это предложение и «требует суда кесарева», чтобы добиться перевода в Рим. Возможно, он подал апелляционную жалобу, используя привилегию римского гражданина, может быть, он не дал согласия на иерусалимский суд только лишь потому, что хотел поставить прокуратора в тупик и вынудить его, посовещавшись со своим советом, отправить дело на рассмотрение другой инстанции, другими имперскими судами [1035]. Правители делали так довольно часто, как в случае юридического затруднения, так и по причине угрозы государственной безопасности — то есть с делами, в подробности которых они предпочитали не вдаваться, император поощрял такую позицию.