Александр Мень - Почему нам трудно поверить в Бога?

Есть книга Леманна, называется «Афро-азиатское христианское искусство». В ней приводится масса фотографий современного христианского искусства афро-азиатских стран: Христос в виде индейца, черные негритянские Мадонны, храмы, похожие на полинезийские капища, с ангелами, которые в глазах европейцев похожи на чертей… Для туземцев это все полностью как бы трансформировалось, хотя суть остается все та же, но весь эстетический и культурный декор иной.

У нас в академии в Загорске есть икона «Омовение ног». Христос в виде китайца, ученики все китайцы. …Есть у Кронина замечательный роман «Ключи царства» о миссионере, жившем в Китае. Он не хотел быть представителем религии белых, он стремился подойти изнутри и находил какие-то пути. Сейчас это стало уже общим местом. Христианство не религия белых и не должна быть таковой. Поэтому оно может находить свой язык в совершенно других традициях.

На Втором Ватиканском соборе был разработан специальный документ о нехристианских религиях, и там, в частности, говорится о том, что Церковь чтит все великое и прекрасное, что есть в языческих религиях; она верит в того же Бога, в которого верят иудеи и мусульмане. Это общецерковная точка зрения, имеющая соборное выражение. Поэтому уже отброшена старая модель, в которой говорилось: «Мы приносим истинную религию, уничтожая старое». Теперь при более глубоком изучении всех религий эта установка уходит в прошлое.

Монахи в Индии не просто от себя это изобрели, а пытаются реализовать то, что было принято на Соборе. Они пионеры, они изучают опыт ведантийских аскетов [11] Веданта - наиболее распространенное индийское религиозно-философское учение. , читают мантры, занимаются медитациями. Они усваивают всю религиозную культуру Востока изнутри и, будучи христианами, входят в нее таким образом, чтобы не нарушить структуру, чтобы христианство органически вписывалось в местную духовную традицию, не просто во внешнюю, а именно в духовную, чтобы оно стало дополнением к тому, что уже существует в этой религии.

Сейчас, несмотря на события в Иране [12] Речь идет о революции исламских фундаменталистов в 1979 г., возглавляемой аятоллой Хомейни. , идет христианско-мусульманский диалог, собираются конгрессы. Я читал очень интересные доклады на эти темы, в частности, один епископ делал доклад «Иисус в Коране», «Дева Мария в Коране». В общем, есть точка опоры для диалога. Иудео-христианский диалог продолжается все время и ведется сейчас активно. Это не есть нивелировка, слияние, смешение всех религий, это глубокая вера в то, что каждая религия является ступенью, фазой, элементом того целого, во что христианство способно проникнуть, что может объять, включить, впитать в себя.

А какова в этом диалоге заинтересованность мусульман?

О. АЛЕКСАНДР: Они выступали, довольно интересно говорили, но это были в основном богословы, массы — другое дело… Но сейчас все-таки такой век, когда, несмотря на ненависть и разделение, центростремительные тенденции не меньше, чем центробежные. Мусульмане живут рядом с христианами во многих странах. И не все же у них аятоллы.

В чем заключается конкретно диалог?

О. АЛЕКСАНДР: Во-первых, изучают вопросы, которые стоят перед богословами той или иной религии. Например, частные вопросы, вопросы экологии, обязательства человека перед природой. Некоторые считают, что раньше человек благоговел перед природой, язычник ее любил, ценил и поэтому не разрушал, а вот все монотеистические религии, которые исходят из Библии, — ислам, иудаизм и христианство — они разрушают природу. Это активно обсуждается. Так ли это на самом деле? Тем хватает. Ну, конечно, есть и такие актуальные темы, как расовые конфликты.

Но все-таки это в основном христианская тенденция, да?

О. АЛЕКСАНДР: Инициаторами выступают, как правило, всегда христиане. И индусы. Они организуют собеседования, съезды, собрания и общие молитвы… Вы слышали, что президент Садат заложил на Синае храм для трех религий, где будут молиться христиане, иудеи и мусульмане, но это акция скорее политическая. Задававший мне вопрос совершенно правильно отметил, что если смешать эти религии в некоторое эсперанто, ничего не выйдет. Такая религия существует: это бахаитская религия. У нее есть свои храмы, их несколько: огромный храм стоит в Америке, другой — в Хайфе в Израиле, но надо сказать, туда мало ходят, эти храмы пустуют. Бахаисты — ответвление мусульманства, которое стало такой панрелигией, которое смешало все. В Индии есть миссия Рамакришны, храм всех религий. Но это тоже своего рода эсперанто.

Здесь вот возникает этот самый вопрос о какой-то естественной границе. С одной стороны, вы говорили много о свободе форм изъявления христианского самоощущения. С другой стороны — поскольку эта свобода от каких-то канонических, обрядовых форм, приверженности просто к тексту, его культивированию, будучи достаточно далеко продленная и проведенная, в конце концов может освободить от некоторой необходимости в самом Христе. Во всяком случае я разговаривал с некоторыми людьми, которые утверждают, что вся нравственная позиция прекрасна, но при этом не требуется гипотеза явления Христа.

О. АЛЕКСАНДР: У Толстого, например.

— Да, толстовство… у технократов это очень развито. Здесь другой полюс по отношению к боярыне Морозовой, «многообразие религиозного опыта». Но где здесь граница, чтобы оставаться на почве конкретного религиозного опыта и не впадать в универсализм, уничтожающий источник реальной веры?

О. АЛЕКСАНДР: Статья Померанца «Традиции и непосредственность в буддизме чань (дзен)» [13] Статья Г.С. Померанца опубликована в книге "Роль традиции в истории и культуре Китая". М., 1972 рассматривает всю эту модель. Не только для религии, но и для всех форм человеческой деятельности очень важно сбалансировать традиции и новаторство. Для меня тут есть биологическая аналогия. Как развивается организм? Он развивается на основании баланса между жесткой запрограммированностью генотипа и взрывами мутаций и приспособлений к окружающей среде. Если бы не было этой жесткой генотипной основы, то мир рождал бы, как в мифах Гесиода, монстров, то есть вообще не было бы никакого развития. Напротив, если бы этот жесткий генотип был несокрушим, развития тоже не было бы: все время рождалась бы дурная бесконечность одних и тех же существ. И только на основании того, что два полюса все время дополняют друг друга, создавая баланс, существует развитие.

То же самое и в религии. Если дать простор бесконтрольному модернизму, который будет ломать все старые формы, он разрушит свою форму вообще и вытечет на пол. Если сделать формы абсолютными и заставить их служить непробиваемой броней, то остановятся движение и духовная жизнь. Между традицией и новаторством должна существовать обратная связь. Вы спрашиваете, где тут линия и критерий?