Питер Крифт - Статьи

Даже в общественной жизни вы никогда не произведете хорошее впечатление на других до тех пор, пока не перестанете думать о том, какое впечатление вы на них производите. Даже в литературе и искусстве ни один человек, который беспокоится об оригинальности, не будет никогда оригинальным, поскольку, если вы просто стараетесь говорить правду (не обращая внимания на то, насколько часто она была сказана прежде), вы, в девяти случаях из десяти, станете оригинальным, не заметив этого. [Конечно, здесь кроется причина замечательной оригинальности и самого Льюиса]. Этот принцип проходит через всю нашу жизнь, от начала и до конца. Отбросьте свое «Я», и вы найдете вашу настоящую личность. («Просто христианство»)

Тот же принцип применим и к религии. Льюис на собственном опыте убежден, что

в глубочайшем одиночестве есть прямая дорога за пределы собственного «Я», общение с чем-то, что, отказываясь отождествляться с каким-либо объектом чувств или чем-то, в чем мы испытываем биологическую или социальную необходимость, или чем-то вымышленным, или каким-либо состоянием наших собственных умов,- провозглашает себя полностью объективным. Намного более объективным, чем тело, поскольку, в отличие от него, не прикрыто одеждой в наших чувствах; обнаженное потустороннее, лишенное образности (хотя наше воображение приветствует его сотней образов), неизвестное, неопределенное, желанное. («Настигнут радостью»)

И обожаемый, обожаемый с «совершенно бескорыстным самозабвением объект, который уверенно заявляет на это права, просто будучи тем, что он есть». Поскольку «можно что-то уважать не за то, что оно может сделать для нас, но за то, что оно собой представляет». Как сказал Честертон, одна из наиболее прагматических человеческих потребностей — быть больше, чем просто прагматик.

Точка зрения объективности избавляет нас от тягостной божественной задачи сотворения , подразумеваемой нашей собственной субъективностью, предоставляя взамен скромную, более веселую и человеческую задачу познания его. Созерцатель может получать наслаждение от мира потому, что он теряет себя в нем и таким образом, как это ни парадоксально, находя и себя и мир,- активист пытается завоевать мир и теряет его в самом себе и не находит таким образом ни себя, ни подлинный мир. Другими словами, мы можем обладать Вселенной, только отказавшись от обладания; она откроет нам свою красоту только в том случае, если мы позволим ей быть самой собой, чудесно независимой от нас. Как говорили Рэнсому планетарные эльдилы в «Переландре»:

Миры, хотя ими и управляют люди и ангелы, существуют ради самих себя. Воды, по которым вы не плыли, фрукты, которые вы не сорвали, пещеры, в которые вы не спускались, и огонь, сквозь который не могут пройти ваши тела, не ждут вашего прихода, чтобы напустить на себя видимость совершенства, хотя они будут подчиняться вам, когда вы придете. Бессчетное количество раз я вращался вокруг Арбола, пока вас не было, и те времена не были необитаемыми. В них них был собственный голос, а не только мечта о дне, когда вы проснетесь. Они так же находились в центре… Центр там, где Малельдил. Он везде. Успокойтесь, бессмертные малыши. Вы не являетесь голосом всех вещей и в местах, куда вы не можете прийти, нет вечной тишины. Ничья нога не проходила и не пройдет по льду Гланда; никто не поднимет глаза на Кольца Лурги, и Железная равнина Нерувала целомудренна и пуста. Однако не просто так боги непрерывно обходят поля Арбола. Да будет он благословен!

«Объективность» — это больше, чем психологическая позиция для Льюиса, это так же и философия человеческого знания:

Возможно, самый безопасный способ постановки его такой: мы должны бросить привычку говорить о «человеческом уме». Где мысль строго рациональна, она должно быть в каком-то смысле не нашей, а космической или суперкосмической. Она должна быть чем-то, не запертым внутри наших голов, а находящимся уже «снаружи» — во Вселенной или за ее пределами, таким же объективным, как материальная природа, или еще более объективным. Если все, что мы принимаем за знание, не иллюзия, мы должны считать, что в процессе мышления мы не считываем рациональность в рациональной Вселенной, но отвечаем на рациональность, которой пропитана Вселенная. Поскольку если наш разум абсолютно чужд реальности, то все наши мысли, включая и эту, ничего не стоят. Мы должны тогда допустить существование логики у реальности; мы должны, если только у нас вообще должны быть какие-то моральные нормы, допустить существование у нее моральных норм также. И нет оснований не делать то же в отношении стандартов красоты. («De Futilitate»)

В конце концов, «объективность» — это не только психология и эпистомология, но еще к тому же и космология, и космос, который в ней открывается, более заполнен на небесах и на земле, чем воображают в наших философиях. Объект постоянной полемики Льюиса — это ревизионист, «обезьяна в штанах, которая никогда не сможет постичь, что Атлантика — это нечто большее, чем просто огромная масса холодной соленой воды».

Сила такой (ревизионистской) критики лежит в словах «просто» или «ничего кроме». Он видит все факты, но не смысл. Совершенно искренне поэтому он утверждает, что видит все факты. Но там ничего больше нет, если исключить смысл. Он, таким образом, в отношении к материалу, попавшему ему в руки, находится в положении животного. Вы могли заметить, что большинство собак не понимают, когда им показывают пальцем. Вы указываете пальцем на еду на полу, а собака, вместо того, чтобы глядеть на пол, обнюхивает ваш палец. Палец для нее — это только палец и больше ничего. Ее мир — одни голые факты и полное отсутствие смысла. И в период, когда преобладает фактический реализм, мы находим людей, умышленно стимулирующих у себя этот собачий образ мышления… И всегда будут доказательства, и каждый месяц новые, чтобы показать, что религия — только психологична, правосудие — только самозащита, политика — только экономика, любовь — только похоть, сама мысль — только церебральная биохимия. («Транспозиция»)

Вы не можете всегда смотреть сквозь вещи. Когда смотришь сквозь что-то, все дело заключается в том, чтобы что-нибудь увидеть сквозь это. Хорошо, что окно должно быть прозрачно, потому что улица или сад за ним непрозрачны. А что, если бы вы могли видеть сквозь сад тоже?.. Если вы видите сквозь все, тогда все прозрачно. Но прозрачный полностью мир — невидимый мир. Видеть сквозь все — то же самое, что ничего не видеть. («Человек отменяется»)

Нам никогда не следует спрашивать о чем-либо: «Оно реально?» — поскольку реально все. Собственно вопрос : «Что реально?» («Письма Малькольму»)