Николай Агафонов - Непридуманные истории (сборник)

– А вы, отец Виктор, в Москву так или по делам? – спросил, разливая коньяк, Игорь.

– На экзаменационную сессию в Духовную академию.

– А вы разве не окончили ее?

– Я семинарию духовную окончил.

– Да что же, кроме семинарии, еще и академии есть? – удивился Игорь.

– Даже аспирантура, – подытожил батюшка не без тайной гордости.

– Вот вы даете, – покачал головой Игорь.

– Да у них там преподавание на высшем уровне, не то что у нас в институте, небось марксизм-ленинизм досконально знают, – вмешался в диалог Олег.

И все посмотрели на отца Виктора с уважением к его знанию марксизма-ленинизма.

– Нет, марксизм-ленинизм мы не изучаем, – сказал отец Виктор, видя, что его правдивое признание несколько разочаровало собеседников.

После третьего предупреждения проводницы о том, чтобы провожающие покинули вагон, Игорь с Олегом, допив коньяк и пожелав доброго пути, направились к выходу.

Поезд медленно тронулся. Отец Виктор достал конспекты с лекциями, решив воспользоваться дорожным временем для подготовки к экзаменам. Павел сидел напротив и внимательно наблюдал за его манипуляциями. То, что попутчик собирался углубиться в чтение, ему явно не нравилось. По всему было видно, что он хочет поговорить, но не знает, с чего начать.

– Что читаете? – поинтересовался он.

– Конспект по патрологии, готовлюсь к экзаменам.

– А, понятно, – протянул Павел. Хотя было видно, что ему ровным счетом ничего не понятно. – А мы же, батюшка, с вами враги, – вдруг ни с того ни с сего сказал он.

Отец Виктор аж растерялся от такой постановки вопроса:

– Это как так?

– А так, вы – служитель религии, так сказать, а я – служитель культуры. Религия и культура всегда были врагами, это, батюшка, вам надо бы знать, – явно наслаждаясь растерянным видом отца Виктора, самоуверенно изрек Павел.

Но после этих слов от растерянности отца Виктора не осталось и следа. Он, уже предчувствуя грядущую победу в предстоящем споре, просто возликовал в душе. Павел, отхлебывая пиво, с интересом поглядывал на него, ожидая, как же тот будет выкручиваться перед ним, человеком политически подкованным.

«Это ему не безграмотным старухам мозги компостировать», – не без злорадства подумал Павел.

Отец Виктор не стал горячиться и выкладывать свои козыри, а решил прощупать противника.

– Многие ученые и деятели культуры думали по-другому, они считали, что вся культура из храма.

– Это ничем не обосновано, небось они были идеалисты, – небрежно бросил Павел, – а ты читал, что пишут классики: Маркс, Энгельс и Ленин? Вы же это, сам говорил, не изучали в семинарии.

– Представь себе, я читал, так, из любопытства, но ничего серьезно подтверждающего твое утверждение, я там не нашел. А то, что вся культура из храма, это доказать несложно. Как, по-твоему, что такое культура?

– Ну как – что? Культура – это наука, живопись, архитектура, литература, музыка – словом, все искусство.

– Отчасти правильно, но нужно сразу оговориться, что слово «культура» происходит от слова «культ», – начал отец Виктор свое наставление. – Первые написанные книги и стихи были религиозными гимнами и молитвами, первая живопись еще с пещерных времен имела культовое значение. Театр родился из религиозной мистерии. Как могли быть врагами науки древнеегипетские жрецы, создавая основы математики? А вавилонские жрецы стали первыми астрономами. В средневековой Европе Церковь была единственным очагом культуры и науки.

– Это когда еретиков на костре поджаривали, – съехидничал Павел, – хорошее христианство: возлюби ближнего и посади его на горящие угли, – и, довольный своей шуткой, он громко засмеялся.

Отец Виктор вспыхнул и в запальчивости проговорил:

– Инквизиторские пытки имеют такое же отношение к христианству, как пытки на Лубянке к идее коммунизма. – От этих неосторожно вылетевших слов у него похолодело в груди, а Павел заерзал, как будто ему было неудобно сидеть.

Наступившую паузу прервал первым Павел.

– Да, в коммунизм никто почти не верит, даже там, наверху. Да ну их, к едреной фене, все эти серьезные разговоры. Я так, в шутку сказал, какие там враги. Нам долбили в институтах диамат, больше-то мы ничего не знаем. Лучше я тебе анекдот про КГБ расскажу, раз о них речь зашла. Вот сидят трое командированных в гостиничном номере. Один из них уже лег отдыхать, а двое мешают ему спать, анекдоты рассказывают, смеются. Ему это надоело, он вышел в коридор, дал горничной рубль и попросил ровно через пять минут принести три стакана чая. Затем заходит и говорит приятелям: «Вот вы тут анекдоты политические травите, а у КГБ повсюду подслушивающие устройства». – «Да ладно, – говорят, – сказки нам рассказывать». – «Ах, сказки! – подходит к электророзетке и говорит в нее: – Товарищ майор, три стакана чая нам в номер, пожалуйста». Через минуту открывается дверь, вносят три стакана чая. Друзья сразу приумолкли, попили чаю и в кровать. Утром просыпается этот человек, смотрит, его приятелей нет. Спрашивает у администратора, куда они подевались. Тот отвечает: «Их ночью КГБ забрало за политические анекдоты». – «А меня почему не взяли?» – «Товарищу майору ваша шутка с чаем понравилась».

От смеха отец Виктор повалился на свой диван и долго хохотал. Наутро в Москве они расстались большими друзьями.

Отец Виктор хорошо сдал экзамены и вернулся домой в прекрасном настроении. После обеда к нему зашел участковый Василий Вениаминович, с которым они дружили и частенько посиживали за шахматной партией. Он отвел отца Виктора в сторону и шепнул на ухо:

– Ребята из органов ко мне приезжали, когда тебя не было, все о тебе расспрашивали, что да как. Но я тебе ничего не говорил, ты от меня ничего не слышал. Понял?

Отец Виктор кивнул головой, и настроение его сразу испортилось.

1991–1993. Саратов

– Раздевайтесь, – сухо бросил врач, не отрываясь от заполнения формуляра.

Иван Терентьев быстро скинул брюки и стал через голову стягивать футболку. Но тут он вспомнил о нательном крестике, который ему подарила бабушка. «То, что ты идешь служить в армию, – хорошо, – говорила она, надевая на него простой алюминиевый крестик на металлической цепочке, – быть защитником Родины – это Богу угодно. Крестик тебя спасет и сохранит от всего дурного». Иван не возражал, а даже втайне был рад бабушкиной заботе. В то, что крестик его защитит от чего-то плохого, он тоже поверил, хотя верующим себя не больно-то считал. «Это только для неграмотных старушек, – думал он, – а современному человеку вера ни к чему». Теперь, вспомнив о крестике, испугался, что врач увидит и будет над ним смеяться, как над отсталым и невежественным человеком. Иван решил крестик снять. Отвернувшись от врача, постарался быстро и незаметно снять крест вместе с майкой. Но получилось как-то неловко, цепочка оборвалась, и крест упал на пол. Иван нагнулся, чтобы поднять крестик, но на полу лежала только цепочка, а крестик куда-то исчез. Он стал искать рядом, но креста нигде не было, он как будто провалился сквозь пол. Врач, заметив, что призывник ползает на полу, спросил: