Всеслав Соло - Переодетые в чужие тела

-- Но вам-то что волноваться? -- взволнованно оправдался профессор. -Ваше дело позади, и вы имеете то, к чему когда-то стремились и через что, тоже, в свое время, наверняка не без чьего-то участия, получили сегодняшнее удовлетворение от жизни, не так ли? Ведь вы были мужчиной?

-- Я и сейчас он, -- коротко ответила Юсман и профессору стало немного не по себе, но жадность собственного удовлетворения, выгоды от "Обратной стороны", тут же одержали над ним верх и Аршиинкин-Мертвяк не обратил внимания на то, что совсем недавно он переспал с мужчиной.

-- Какая теперь разница, -- сказал профессор, -- естественно вы осознаете себя как себя, но имеете... -- но он не договорил, Юсман прервала его:

-- Извините, но по вашей милости, теперь я могу всего этого, -- Юсман окинула демонстративно взглядом свое тело, -- лишиться.

-- Лишиться? -- переспросил профессор.

-- Да, именно так все, насколько я понимаю, сейчас обстоит. А вы предлагаете разговор! О чем?

-- Но позвольте, почему вы считаете, что все так уж и плохо? Да, "они" действительно интересовались человеком, который направил меня к "ним", но этот, "их" интерес был вызван всего лишь статистикой!

-- Ах, какой вы наивный или выдаете себя за такого, но кто же вам скажет подлинный интерес к человеку, направившему вас! -- возмутилась Юсман.

-- Хорошо. Пусть, предположим, так: я наивный человек. Но что вам "они" могут сделать? В конце концов, существует законодательство, закон, который не позволит "им"...

-- Не позволит "им" возвратить меня в мое природное тело, обладателем которого я являлся, тьфу ты черт! Являлась...гм... Являлся когда-то?

-- Разве не так? -- в сомнении произнес профессор.

-- Не так! -- отрезала Юсман. -- Все не так как вы думаете. Они теперь поспешат возвратить меня обратно и я лишусь и женского обличия и звания кандидата наук и работы и нормальной зарплаты -- всего! И это -- в лучшем случае!

-- Если все так как вы говорите, то "лучший случай" не из лучших. А что же тогда худший? -- насторожился профессор, наконец-таки осознавая, что не исключено, и ему придется хранить подобную тайну и иметь предусмотрительность на будущее не вляпаться в похожий конфликт, и воздух в его груди от этого будто затвердевал на какие-то мгновения и словно тем самым бетонировал легкие.

-- Не мне вам объяснять, что есть худший. Об этом не трудно догадаться. Человек, который проговорился, имея, что ему дали, уж тем более не будет молчать, если его лишили даденного, а значит, лучший случай не предвидится.

-- Разве "они" могут...убить? -- боязливо спросил профессор.

-- А чтобы вы сделали на "их" месте, производя противозаконные энергетические операции?

-- Почему же противозаконные? Мне кажется, это вполне официальная фирма.

-- Да, естественно, это так, но "там" делают вид, что излечивают, а на самом деле -- энергопересадки.

-- Значит я ваш убийца, -- медленно проговорил профессор.

-- А вы еще извинитесь передо мной, Василий Федорович! Все глядишь вам легче будет. Но не МНЕ! -- вскрикнула Юсман, и по ее щекам кувыркнулись и зависли на подбородке две слезинки, оставив за собой влажные полоски, которые стали тут же подсыхать. -- Не мне, -- печально и негромко, в остекленелой отрешенности, будто уже не замечая присутствия профессора, сказала Виктория Леонидовна.

-- Может, я смогу вам чем-то помочь? -- жалобно спросил профессор.

-- Уходите, Василий Федорович. Немедленно уходите, -- только и ответила Юсман, продолжая сидеть неподвижно, почти не моргая.

-- Хорошо. Я сейчас уйду, а вы успокойтесь, прошу вас, пожалуйста. -Аршиинкин-Мертвяк встал со стула и уже возле самой двери остановившись, сказал в полушепоте: -- До свидания, Виктория Леонидовна.

-- Идите вы к черту, -- услышал он в ответ от неподвижно сидящей женщины, -- прощайте же, не стойте на пороге и не мучьте меня. -- В-О-ОН! -довольно громко выкрикнула она и Аршиинкин-Мертвяк тут же выскочил в коридор и захлопнул за собою дверь.

Миша

Аршиинкин-Мертвяк выскочил в коридор -- он оказался почти пустынным, шли занятия. Теперь, один на один сам с собою, он несколько минут стоял в нерешительности: "вернуться назад в помещение кафедры и попытаться... уточнить отношения с Юсман?.. Или..." -- раздумывал он.

"Напрасно... Наверно, я поспешно пригласил сегодня в гости Мишу" -чередовались мысли у профессора, того самого Мишу, который подрабатывал в спорткомплексе дачного поселка.

"Интегральная фирма, оказывается, под вопросом, можно ли с "ними" иметь дело?.." -- пристально переживал ситуацию Аршиинкин-Мертвяк. -- "Вляпаешься, мать ее растак!" -- скользнул ругательный шепоток сквозь зубы профессора, от чего Василий Федорович стеснительно огляделся по сторонам, выглядя при этом так, словно исподтишка испортил воздух, не подслушал ли кто?..

И все-таки выбора не было. Точнее, он был, но тот, кто мог бы его произвести -- никак не в состоянии был это сделать, и потому оставалось хоть и сомневаться, принудительно озадачивать себя, но идти на риск! Потому что жизнь дальнейшая, откажись от услуги фирмы, угрожала непостижимыми для Василия Федоровича муками -- смертоносными! А тут -- надежда.

На улице было морозно и снежно, а солнце только напоминало о где-то далеко существующем тепле.

-- Здравствуйте! Василий Федорович! -- стоял возле двери кафедры и вспоминал Аршиинкин-Мертвяк. Именно так это сегодня двумя часами назад и было: окликнул профессора возле входа в Университет Миша -- молодой человек направлялся на какую-то кафедру по каким-то своим проблемам.

-- О-о! -- как-то покровительственно удивился в ответ на приветствие молодого человека профессор, -- добрый день, Миша, -- сказал он. -- Вы как всегда в спортивной форме, изящно подтянуты, глядя на вас я прямо-таки молодею!

-- Хочется быть таким же? -- игриво поинтересовался Миша.

-- Еще бы! -- воскликнул Аршиинкин-Мертвяк.

Есть люди, на которых даже предусматривающая подвижность одежда смотрится по стариковски, но одежда на Мише короткая, по пояс, кожаная, утепленная изнутри искусственным мехом, куртка коричневого цвета, темно-синие джинсы фирмы "Левис" и кожаные, белого цвета, тоже утепленные, кроссовки, вокруг шеи, поверх воротника куртки, небрежно повязан белый мохеровый шарф, -- одежда на Мише сама отставала от него, даже тогда отставала, когда молодой человек замирал на какое-нибудь мгновение. Дело в том, что Миша обладал присутствием внутренней подвижности, которую ощущал сразу любой, с ним общающийся, человек, у которого непроизвольно возникали желания, порывы к движениям, будь то движениям тела или души. Ну, а уж о Мишиной подвижности физической говорить даже не приходилось.

Миша и в самом деле для окружающих всегда выглядел азартным в переплетениях своих мускул, присутствие которых понималось, даже если они скрывались под одеждой: его походка воспринималась легкой и невесомой, но чередовалась она местами с прямо-таки, ощутимо-тяжеловесными фрагментами движений, что подчеркивало беглую и разумную силу этого человека. Кроме того, Миша был "нормального роста", как говорили ему вслед, посматривая многие представительницы женского пола -- чуть повыше среднего.