Джед МакКенна - Духовное просветление: прескверная штука

– В каком-то смысле, то, чем мы здесь занимаемся, это интеллектуальный подход к духовному развитию. Ты думаешь, что для тебя был бы комфортнее сердечный подход?

Конечно, на самом деле я спрашиваю её, предпочтёт ли она в конечном итоге сказку реальности.

– Может быть, – сказала она нерешительно.

– Может быть, – эхом отозвался я. – Но, знаешь, земля не разобьётся от такого решения. Здесь нет ничего такого, что ты должна обязательно сделать. Мне кажется, что ты здесь, чтобы чему-то научиться. Может быть, не всему, может быть, лишь один-два маленьких урока. Вселенная порой забавными путями приводит нас именно туда, где мы можем найти следующий кусочек мозаики. Я говорил тебе о том, что здесь нет ни победителей, ни проигравших, верно?

– Да, я помню, – ответила она.

– И вот, нá тебе, ты паникуешь, думая, что ты не там, где должна быть. Я согласен, возможно, тебе придётся скоро уехать, но ничего плохого в этом нет. И сомневаюсь, что ты потеряла здесь время, или что тебе уже нечего здесь взять. Понимаешь, о чём я?

Она кивнула, говоря, что понимает, но будучи тем, кто провёл три четверти жизни, кивая, но не понимая, я склонен рассматривать кивание головой и тихое согласие с долей скептицизма.

– Сколько тебе лет, Сара? – спросил я.

– Двадцать, – ответила она.

– Хорошо, давай по-честному взглянем на вещи. Во-первых, тебе ещё не скоро придётся проходить через несуществующие врата. Это то, что лежит тяжёлым грузом на твоих плечах? Тебе кажется, что ты должна преуспеть в духовных делах?

– Не знаю. Может быть.

– Ты думаешь, что тебе здесь некомфортно, потому что тебе кажется, что ты не достаточно быстро прогрессируешь?

Я находился над и как бы позади неё, поэтому всё, что я мог заметить, был кивок, но можно сказать, что она восприняла это немного эмоционально. Я спросил, как долго она здесь с нами, и она сказала, что около недели. Я засмеялся.

– В какой-то момент на пути становится необходимо хорошенько надавить на себя, так надавить, что может быть даже сломать свой ум и попасть в психушку.

Она повернулась о посмотрела на меня с ужасом.

– Но сейчас я бы об этом не беспокоился, – успокоил я её. – Знаешь, чем я занимался, когда мне было двадцать, Сара?

– Вы, наверно, уже были просветлённым и учили людей, таких как я, – ответила она.

Теперь я действительно рассмеялся.

– Сара, когда мне было двадцать, я был полным олухом. Такая умная, красивая, духовно подкованная девушка, как ты, не посмотрела бы в мою сторону дважды. Ни глубины, ни целеустремлённости, ни духовных знаний. Просто бултыхался по жизни. Тот, кем я был в двадцать лет, никогда не попал бы в подобный дом, никогда бы не понял, чем мы тут занимаемся, даже в самом широком смысле. Ты намного более развита и пробуждена, чем был я тогда. Но это не значит, что к тридцати годам ты полностью пробудишься, хотя, кто знает? Никто ничего не знает.

По-видимому, Сара поверила мне только наполовину.

– Это правда, – заверил я её. – Я совсем не был интересным почти до тридцати лет. А до этого… ты даже знать не захочешь.

Теперь она улыбалась, немного расслабившись. Она была немного шокирована тем, что тот, кого она слишком высоко вознесла, на самом деле не был столь уж безупречным.

– У тебя впереди много лет этого духовного приключения, может быть, много жизней. Старайся делать каждый раз один шаг. Даже просто взгляд на два шага вперёд может быть сильно пугающим, понимаешь, что я имею в виду? Дыши глубже, пей больше воды, чаще медитируй. Не воспринимай всё слишком серьёзно. Ты не пытаешься вылезти из ада в рай, ты просто получаешь телесный опыт. Это просто жизнь, здесь нет ничего плохого, и когда она закончится, ты умрёшь – легко, как падает отпиленный чурбан.

Сара уже слышала это от меня, но я не был удивлён, что она по-прежнему верила в то, что она находится не в том месте, и что ей необходимо попасть в более подходящее место. Легко говорить, что нет никакой спешки, нет победителей и побеждённых, но совсем другое дело действительно понять это. Этот вопрос – один из айсбергов, и в то время, как он кажется довольно маленьким и лёгким сверху, под поверхностью прячется огромная масса затвердевших обструкций. Не думаю, что выслушивание моих разглагольствований может растопить чей-то айсберг, но, как я говорил в самом начале, моя роль – сидеть здесь и говорить о том, что я знаю, а не заботиться о последствиях. Возможно, я сею семена; возможно, я устанавливаю распорядок для более позднего выполнения; или может быть, я просто болтаю в пустыне, кто знает? Никто ничего не знает.

– Тебе что-нибудь понятно? – спросил я её.

– Да, вроде, – ответила она. – Мне кажется, что я… не знаю… как будто что-то не так со мной, что я должна продолжать, не знаю…

– Бороться.

– Да, что всё не достаточно хорошо, что я должна стать этим… должна абсолютно вычистить себя, а до тех пор, я… как будто я не…

– Не достойна?

Она вздохнула.

– Да, наверное.

– Будто ты посторонняя? Не такая, как все? Неправильная?

Она заметно отреагировала. Неправильная.

– Значит, ты чувствуешь, что ты какая-то неправильная? Как будто ты нереальна? Не такая, как другие люди? Ты, наверно, всё время чувствуешь себя не в своей тарелке, никуда не вписываешься, так? Ты всегда чувствуешь, как будто всегда смотришь на всё со стороны?

Она кивнула, тихонько всхлипнув.

– И теперь ты чувствуешь себя здесь не в своей тарелке, потому что все на месте, а ты – нет, и ты хочешь уйти?

Что-то освободилось в ней.

– Вся моя жизнь вот так, – сказала она, шмыгая сквозь слёзы. – Я всегда везде посторонняя. Я никогда нигде не вписываюсь, – рыдания усилились. – Все остальные вписываются… я никогда… я не как обычные люди… я не знаю, что делать…

Я дал ей выплакаться минуту-другую, чтобы стало легче. До того, не было смысла что-то говорить. Я не часто вникаю в личные проблемы, как получилось в этот раз, но какого чёрта? Мне действительно не всё равно её проблема.

– Здόрово, – сказал я, после того, как она немного успокоилась. – Отлично.

– А? – спросила она. – Что здόрово? Почему?

– В действительности, по двум причинам.

– По каким?

– В каждом человеке полным-полно дерьма, Сара, – сказал я и дал словам улечься, прежде чем продолжить. – Я не имел в виду ничего плохого, несмотря на прозвучавшее слово.

Она хихикнула.

– Я просто хочу сказать, что в этом всё дело, это встроено в нас. Никакой альтернативы – во всех полно дерьма. Под этим словом я имею в виду ложность – ложные верования, ложные восприятия, и основанная на них ложная личность. Как когда ты спишь и видишь сны, твои сны полны того, что твоё бодрствующее сознание назвало бы ложным, верно? Нереальным? Когда ты просыпаешься, ты видишь их как абсурдные выдумки, и удивляешься, как ты могла верить в их реальность, пока они происходили, верно?