Архимандрит Августин (Никитин) - Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга

Казанский собор не имел особой колокольни, она помещалась в правом портике, со стороны Казанской улицы [860]. Другой особенностью архитектурного плана Казанского собора является то, что его передний фасад не расположен, как обычно, напротив алтаря. Он обращен к Невскому проспекту, т. е. на север, поскольку не должен нарушать линию уличной застройки. Устройство алтаря против переднего фасада, на юг, явилось бы нарушением церковных канонов, согласно которым алтарь должен быть всегда обращен на восток. Это обстоятельство отметил в своих записях маркиз Астольф де Кюстин в 1839 г. «Казанский собор обширен и красив, но входят в него с угла, – пишет французский путешественник. – Дело в том, что алтарь должен быть обязательно обращен к востоку. Так как направление Невской „першпективы“ не совпадает с этим церковным каноном, то собор выстроили боком к проспекту» [861].

В отечественной печати также появлялись заметки об архитектурных особенностях Казанского собора. «Это здание может стать наряду с лучшими церквами Европы, детали его превосходны; в целом имеет много погрешностей, но главные извиняются местностью, не дозволившею поместить колоннаду от главного входа» [862], – писала «Художественная газета» в 1837 г.

В том же 1839 г., что и Кюстин, в России побывал полковник Фридрих Гагерн. Нидерландский король Вильгельм I назначил его состоять при принце Александре – старшем сыне Вильгельма и великой княгини Анны Павловны – для сопровождения его во время поездки по России ко Двору императора Николая I. В Санкт-Петербурге они посетили несколько храмов, в том числе и Казанский собор. «Казанский собор несколько свое образной архитектуры: полукруглая колоннада образует вход в церковь, – пишет Гагерн. – В соборе находится массивный серебряный иконостас – дар казаков из отбитой у французов добычи, которые сами награбили это серебро из церквей» [863]. Такой вот «литературный камешек» в огород француза де Кюстина…

В эти годы продолжалось украшение Казанского собора. В отчете императорской Академии художеств за 1836–1837 академический год читаем: «Сазонов написал шесть образов в серебряный иконостас собора Казанской Божией Матери [864]. П.В. Басин сочинил эскиз для большой картины: Введение во храм Пресвятой Девы для церкви Казанския Божия Матери» [865].

Значительное место в своих записках уделила Казанскому собору леди Джорджиана Блумфильд. Приступая к описанию храма, она сначала сообщает об его архитектурном плане. В своем дневнике под 5 февраля 1846 г. леди Блумфильд пишет: «Мы посетили Казанский собор, заложенный императором Александром в 1801 году. Он построен в виде креста; внутренность его великолепна и разделена двойным рядом коринфских гранитных колонн с бронзовыми золочеными капителями и базисами» [866].

В те годы Казанский собор в сознании современников уже прочно связан со славой русского оружия. Леди Блумфильд по этому поводу отмечает: «Ключи от различных крепостей, взятых русскими, сохраняются здесь; а также тут находится большая коллекция штандартов и знамен, между которыми я заметила украшенные французскими императорскими орлами» [867].

Будучи инославной, леди Блумфильд, естественно, не разбиралась в тонкостях православного богослужения, отчего бесхитростные ее заметки порой отдают наивностью. Но тем не менее это ценное свидетельство современницы той эпохи, память о которой сегодня приходится восстанавливать по крупицам. Вот что увидела в Казанском соборе жена английского посланника: «Вечерня началась, пока мы были в соборе, причем присутствовало около 50 или 60 человек различных классов, которые приблизились к алтарю и попеременно становились на колени, крестились и дотрагивались лбами до земли, тогда как причетники читали службу монотонным голосом. Они были одеты в простые черные рясы; но затем вышел другой священник, облаченный в великолепную ризу золотой материи и с серебряным кадилом в руках; он обошел собор, кадя перед образами различных святынь. Затем зажгли множество свечей, большие двери за (?) алтарем раскрылись, и показался большой образ Успения Богородицы. Во все время священники не переставали петь; но затем священник в блестящей ризе произнес что-то, на что остальные, казалось, отвечали. Через несколько минут двери опять заперли, после чего служба продолжалась, как и прежде. Музыки не было, но у священников были славные голоса» [868].

Вот еще несколько любопытных замечаний англичанки о Казанском соборе. «Государь всегда ездит в Казанский собор перед отъездом из Петербурга и по возвращении из путешествия, – пишет леди Блумфильд. – Он ездит туда без всякого почета и церемоний и, став на колена перед алтарем, молится. По-видимому, нет особенных правил и обрядов при слушании богослужения, ибо все присутствующие стоят или опускаются на колени по желанию; но никому не разрешается сидеть в православной церкви. Там было множество небольших алтарей (?) перед различными образами, а высоко над большими дверьми было большое изображение Тайной Вечери» [869].

В 1849 г. ключарем Казанского собора стал протоиерей Федор Федорович Сидонский (1805–1873), состоявший в штате собора с 1829 г. Свою пастырскую деятельность он сочетал с научно-богословский; его перу принадлежит «Введение в науку философию» (СПб., 1833). В 1834 г. редакция «Энциклопедического словаря» Плюшара поручила о. Федору заведование богословским и философским отделами.

В должности соборного ключаря протоиерею Федору Сидонскому доводилось отпевать известных литераторов и общественных деятелей. К их числу принадлежал Николай Иванович Надеждин (1804–1856), поклонник Шеллинга, учредитель журнала «Телескоп» (1831 г.; журнал запретили в 1836 г. за публикацию «Философических писем» А. Чаадаева). Надгробное слово перед отпеванием Н.И. Надеждина о. Федор произнес 14 января 1856 г. в кладбищенской церкви Смоленской иконы Божией Матери [870]. В том же 1856 г. в журнале «Русская беседа» напечатана надгробная проповедь, сказанная прот. Федором Сидонским при отпевании И.В. Киреевского (1806–1856). «Труд, временно прерванный поездкой Ивана Васильевича Киреевского в Петербург, прерван навсегда его неожиданной кончиной, – сообщалось в редакционной статье. – Быстро и неудержимо развившаяся холера положила предел прекрасной и полезной жизни, только еще вступившей в полную деятельность» [871].

Авторитет прот. Федора в научных кругах постоянно возрастал, и в 1854 г. его избрали членом-корреспондентом Императорского Археологического Общества, а в 1856 г. – действительным членом Академии наук. К этому времени научные заслуги прот. Федора Сидонского были признаны, наконец, и в Санкт-Петербургской Духовной Академии, где он преподавал в 1829–1835 гг. Научная деятельность поглощала большую часть времени о. Федора; в 1859 г. он оставил должность ключаря и стал лишь нештатным протоиереем Казанского собора. 27 января 1864 г. С. Петербургский Совет Университета избрал прот. Федора Сидонского почетным доктором философии, а в следующем, 1865 г. приглашен в Университет для преподавания философии. Прот. Федора почти единогласно избрали на кафедру богословия, которую занимал до самой смерти, последовавшей 6 декабря 1873 г.