Наталья Сухова - Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

Первой и очень серьезной проблемой для студента был выбор темы для выпускного сочинения. Никакой предварительной предметной специализации в академиях не было, и студент мог полагаться только на «склонность» к тому или иному предмету, проявившуюся в процессе изучения основных базовых курсов. Но и этот выбор не всегда мог быть осуществлен: единого правила не было, и в академиях были разные традиции выбора студентами преподавателя и темы или, напротив, самими профессорами – студентов. В большинстве случаев студенту предоставлялось право выбора темы и преподавателя-руководителя (проверяющего). Но в МДА, например, как ни странно, этого права лишались лучшие студенты: профессоры богословских и философских наук давали им темы для выпускных работ, практически не учитывая интересы самих студентов [851]. Это было обусловлено надеждой на то, что толковый студент сможет добросовестно изучить вопрос, который кажется важ ным и интересным самому профессору, был так или иначе связан с его работой. В 1850‑х гг. даже выработалась определенная система: в одном выпуске первому по успеваемости студенту давал тему профессор богословского класса, в другом – профессор философского класса [852]. Но этот порядок распространялся только на студентов, занимавших первые места в разрядном списке. Для остальных в большинстве случаев выбор темы и, соответственно, преподавателя-рецензента был более свободным. Так, например, студенты, желавшие после выпуска из академии принять священный сан или уже его имевшие (из вдового духовенства, иеромонахи), нередко выбирали темы по пастырскому богословию [853].

Но так как полная свобода в выборе темы приводила к перегрузкам одних преподавателей и отсутствию выпускников у других, в некоторых случаях предпринимались попытки упорядочить процесс «сверху». Многое зависело от ректора, его понятия о системе распределения студентов по профессорам и о праве студентов на реализацию своих научных интересов. Иногда интересы студентов не принимались вовсе во внимание, что, конечно, вызывало некоторое разочарование, хотя и принималось со смирением. Примером такой властности может служить ректор СПбДА архимандрит (с 1865 г. епископ) Иоанн (Соколов) (1864–1866), нарушивший в столичной академии традицию свободного выбора студентами тем для выпускных сочинений. Главным аргументом архимандрита Иоанна было то, что выпускники академии должны «знать все, писать обо всем, быть способными к преподаванию всякой науки». Историк академии пишет на основании воспоминаний современников, что «вышло какое-то смешение вавилонское», ибо к моменту написания выпускного сочинения научные интересы студентов в какой-то степени определились, а некоторые старательно учили иностранные языки, ориентируясь на источники или основную историографию в выбранной области специализации [854].

Выпускные сочинения писались только на богословские темы, допускались и философские, по близости к богословию. Таким образом, остальные академические науки не могли иметь для студентов научного интереса, и это усугубляло проблему «небогословских наук в высшей духовной школе». Если Конференции допускали темы магистерских сочинений, не имевшие богословского аспекта, то получали замечания от Синода. Так, например, были сделаны замечания за то, что студентам были предложены темы: «История сельских приходов в России», исследование «древних русских заговоров, как явления религиозного» и т. д. Профессор КазДА П. В. Знаменский, преподававший русскую церковную и гражданскую историю, с печалью писал, что неприятие таких тем препятствует, с одной стороны, введению в научный оборот целого пласта источников, которыми русские богословы и церковные историки как раз в первую очередь и должны заниматься. С другой стороны – и это не менее опасно, – проблемы, которые требуют богословского изучения, остаются без такового [855].

Вторую сложность представлял сам процесс написания выпускного сочинения. При обычном учебном режиме времени на это практически не выделялось. Студенты освобождали себе дни и часы простым пропуском занятий, но, разумеется, над этим думали и преподавательские корпорации. Идеи по усовершенствованию этого процесса появлялись, но централизация духовно-учебной системы подразумевала, что решение о любом изменении принимает КДУ (до 1839 г.) или Святейший Синод (после 1839 г.). Наиболее мобильна была в этом СПбДА, имевшая возможность непосредственного ходатайства ректора и быстрого получения разрешения Святейшего Синода. Так, в 1855 г., при ректорстве епископа Макария (Булгакова), в этой академии максимально уплотнили учебный график первых трех лет, перенеся в младшее отделение часть богословских предметов (патристику, церковную археологию, церковную словесность), освободив время для написания курсового сочинения [856].

При действии Устава 1814 г. выпускное сочинение было единственным элементом научной специализации студента. Несмотря на то что со временем это сочинение приобретало все большее значение, а лучшие студенты усердно работали с литературой, часто и с источниками по теме сочинения, эта специализация крайне редко учитывалась при распределении выпускников на духовно-учебные места. Дисциплина, которую в дальнейшем приходилось преподавать выпускнику, чаще всего никак не была связана с темой выпускного сочинения. Причем эта проблема была актуальна и в 1850–60‑е гг., когда сочинения стали серьезными и трудоемкими, и даже для тех выпускников, которые пополняли корпорации самих академий. Поэтому даже та специализация, которая так или иначе намечалась в выпускном сочинении, в дальнейшем не подкреплялась и не реализовывалась. Так, например, выпускник КДА 1837 г. С. С. Гогоцкий, представивший выпускное сочинение по полемическому богословию «Критическое обозрение учения Римской Церкви о видимой главе Церкви», был определен сперва бакалавром немецкого языка, затем перемещен на философский класс [857]. Первый магистр МДА 1838 г. иеромонах Евгений (Сахаров-Платонов) писал диссертацию по нравственному богословию «О связи греха с болезнями и смертью» [858], но был оставлен в академии бакалавром герменевтики и библейской археологии по классу истолковательного богословия [859]. Выпускник СПбДА 1851 г. И. А. Чистович, писавший на ученую степень магистра сочинение «Святой пророк Илия», был определен бакалавром церковно-исторического класса, причем читал лекции по русской церковной и гражданской истории, а через два года (1853) был переведен бакалавром философии и опытной психологии [860]. Магистр МДА 1858 г. П. И. Горский-Платонов писал диссертацию по сравнительному богословию, изучая историю и материалы Тридентского Собора (1545–1547, 1551–1552, 1562–1563) [861]. Однако оставлен в родной академии он был бакалавром по классу Священного Писания, а заодно и преподавателем еврейского языка. Все дальнейшие научные занятия П. И. Горского-Платонова были связаны с еврейским языком и библейской археологией: он много занимался практическим переводом, комментированием и анализом трудов других переводчиков, составлял еврейский лексикон, но значительных оригинальных научных сочинений так и не создал [862]. Выпускник КазДА 1864 г. И. С. Бердников писал выпускное сочинение по теме, предложенной бакалавром обличительного богословия иеромонахом Хрисанфом (Ретивцевым) – «Материя и сила в происхождении и бытии мира». Работа была посвящена богословскому разбору учения немецкого философа-материалиста Людвига Бюхнера (1824–1899) – апологета «социального дарвинизма» – и требовала углубления в западное богословие, философию, отчасти естественные науки. Но И. С. Бердников – первый магистр X курса – был оставлен при академии бакалавром литургики и каноники [863].