Александр Щипков - Бронзовый век России. Взгляд из Тарусы

И смотрите: идут годы. И мы своими силами, и администрация города, и администрация дома отдыха «Серебряный век» превратили это место в обжитое. Завезли шестьдесят кубометров грунта, засыпали огромные ямы. Посадили сосны. Появились газон, кусточки. Всё это не сразу, постепенно. В прошлом году пришла идея вообще всю аллею посвятить памяти Цветаева. Взяли – и поставили незатейливую указательную надпись. Идут школьники – они читают, вспоминают: ага, это же ведь отец Цветаевой Марины Ивановны; её родители, оказывается, замечательные люди, которые очень много сделали для России. И таким образом возникает новое мемориальное место в Тарусе. Я недавно с удивлением обнаружил, что на Яндекс-карте кто-то уже пометил: здесь бюст Цветаева. Смотрю: появился у автовокзала новый стенд с замечательной картой города, на которой обозначены все наши достопримечательности. Турист приехал – он может разобраться, что где находится.

– Но бюст генерала Михаила Ефремова всё же стоит в центре города.

– Но тут и не могло быть иного решения. Таруса всё же сначала город героев, защитивших и не предавших Россию, потом город великой русской культуры, потом город науки и труда, потом город политссыльных, тех, кто боролся за политические свободы. Ценности имеют свою иерархию. Это – аксиома, и спорить с этим бессмысленно.

Тем не менее мы долго обсуждали возможные варианты. Одним из предполагаемых мест и было как раз то самое место в городском парке, которое сейчас упоминается в связи с памятником Б. Ахмадулиной. И тогда ко мне обратились Борис Мессерер и Михаил Добриян. Они попросили не занимать это место, потому что они планируют поставить здесь памятник Ахмадулиной. Мы это место тогда уступили.

– Почему?

– Если бы мы стали сопротивляться и настаивать, то этот культурный конфликт стал бы перерастать в политический. Это ровно то, о чём я говорил выше. И во избежание этого перерастания, чтобы не создавать в городе общественного напряжения, мы уступили. После этого в течение какого-то времени обсуждали другие места вокруг площади. Господь всегда добрые начинания поддерживает и указывает правильный путь; место, которое было найдено в конце концов и на котором сейчас стоит бюст командарма, оказалось лучшим из четырёх мест, которые мы рассматривали летом 2011 года.

Памятник генералу Ефремову предполагалось ставить в центре. Никакого другого варианта просто быть не может для этой фигуры. И сейчас он стоит напротив собора. Мы, когда начинали установку памятника, не знали, что он не был отпет согласно церковному обряду. Это выяснилось позже. Была довольно долгая процедура: писали прошение Патриарху Кириллу и митрополиту Клименту. Получили благословение на отпевание. Приехало духовенство из Москвы и Вязьмы. Так вместе с тарусскими священниками соборно отпевали русского генерала. И поэтому пространственная связь памятника Ефремову и с собором, где его крестили, а затем отпевали, и с воинским мемориалом, на который он смотрит, имеет глубокое символическое значение.

Повторяю: мы пришли к этому как бы случайно. Благодаря тому, что смирились и отказались от борьбы (а соблазн такой был, и многие тарусяне говорили мне, что нужно настаивать). Мы обрели лучшее место, потому что оно было найдено в мире и согласии, а не в ссоре и конфликте.

15 марта 2015 года

Интернет-журнал «Religare»

Беседовал журналист Алексей Гладков

Николаю Заболоцкому выпало открыть в русской поэзии новую эпоху. А помогли ему в этом война и тюремный срок – уверен философ, политолог и социолог религии Александр Щипков.

Маленькую подмосковную Тарусу так и хочется назвать городом-музеем. Здесь жили и оставили свой след Марина Цветаева, Константин Паустовский, Белла Ахмадулина, Святослав Рихтер… Трудно пройти мимо памятника командарму Михаилу Ефремову с надписью «Не предавшему Родину и солдат» – явному антиподу печально известного генерала Власова. Скоро здесь появится памятник ещё одной, может быть, самой загадочной культурной знаменитости – Николаю Заболоцкому. Автор знаменитых «Столбцов», вначале обэриут, затем традиционалист – Заболоцкий прожил в Тарусе последние два года своей жизни. И лишь сегодня мы начинаем осознавать, что это не просто прекрасный русский поэт, но и открыватель целой эпохи – русского Бронзового века.

– Год литературы каждый празднует по-своему. Кто-то проводит фестивали и вручает премии за казённый счет. А вы ставите в Тарусе памятник Заболоцкому на собственные средства…

– Мне нелегко это далось. Во-первых, пришлось идти на самый бюджетный вариант, иначе элементарно не хватило бы денег. Ну и надо было объяснять домочадцам, для чего эта прореха в семейном бюджете.

– Объяснили?

– Да. Супруга и дети поняли и согласились. Но это – семья. А вот некоторые представители гуманитарной общественности обвинили меня в отсутствии, так сказать, идеологической выдержанности в подходе к русской культуре.

– Вот как? Чем же им Николай Заболоцкий не угодил?

– Понимаете, они уверены в том, что в культуре всё должно строиться по некоему плану. И наш XX век обязан соответствовать образу вальяжно-декадентской, холодноватой России. Это такая рафинированная культура, культура под колпаком.

– Мифологизация?

– Ну да. И в рамках этого устойчивого культурного мифа образ Серебряного века – это некая граница культуры и «варварства». Исторический обрыв, после которого вплоть до самого Бродского ничего ценного не могло и не должно было на русской почве произрастать. Это тёмные десятилетия русской культуры, которые следует вычеркнуть из анналов.

– Ахматова и Пастернак жили в это межвременье. И Вознесенский, и Ахмадулина…

– Конечно, замазать целые десятилетия таким штрих-корректором не получится. Но можно создать оптику, в рамках которой часть явлений станет неразличима, сольётся с фоном. Зато другие останутся отчётливыми. И эта оптика – миф о Серебряном веке как осевом времени русской культуры XX века. Желательно сделать вид, что он никогда не заканчивался, даже Иосиф Бродский к нему принадлежит. И вообще никакого «после» не может быть – только отголоски, подражания. Для этого линия литературной преемственности сознательно описывается как инерционная и подражательная.

– И что в итоге происходит?

– Формируется некий культурно-исторический «шовинизм». С точки зрения которого любое продолжение – это доживание, шлейф, свечение отражённым светом. Поэтому Ахматова и Пастернак как бы продлевают Серебряный век. С этой точки зрения ценно лишь то, что наследует эпохе поэтических салонов или подражает великим. Поэтому, скажем, памятник Марине Цветаевой вписывается в этот формат. Вписывается и Белла Ахмадулина в силу явных следов цветаевского влияния. А вот Заболоцкий – лишний, чужой. Получается сегрегация, рассечение культуры.