Фёдор Крашенинников - По тонкому льду

© Фёдор Крашенинников, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Политическая публицистика сегодня в России, кажется, только для того и существует, чтобы никто ее не читал. Зачем?

Во-первых, она избыточно партийна. Имея представление о политических пристрастиях автора, ты без труда по одному только заголовку сможешь домыслить, что он хочет сказать, кто у него молодец, а кто нет. Партийность ломает даже лучших авторов совсем недавнего прошлого; почему-то хорошим тоном стало «определяться», то есть закостеневать до такой степени, что исчезает разница между автором и бетонной стеной – оба одинаково незыблемы и скучны.

Во-вторых, она предельно неадекватна общему состоянию России. Да, это естественно – мы всегда и во всем пользуемся набором прежних знаний, сравниваем новые наблюдения с тем, что видели раньше, находим общие черты и проецируем доказанные закономерности на то, с чем столкнулись теперь. Но Россия нулевых и особенно десятых – слишком сложна, чтобы ее подверстывать под готовые схемы. Любая формула будет упрощением, чаще всего критическим, до такой степени неточным, что дважды два, согласно ему, будет даже не пять, это еще можно было бы стерпеть, а что-то совсем невообразимое.

Писать о российской политике (точнее – о политическом устройстве России) в такой обстановке – это прежде всего сопротивление. Сопротивление устоявшимся схемам, партийным принципам, принятым стандартам. Неизученная страна, продолжающая, несмотря на неизученность, как-то жить в этом виде уже не первое десятилетие, нуждается в том, чтобы быть описанной честно, подробно и, как следствие, парадоксально, но парадоксальность – это тоже довольно опасный путь, потому что легко привыкнуть к черному в белом или к белому в черном, и потом уже сразу выключается способность думать вообще. Зачем, если ты заранее знаешь, что в России все наоборот? На этом минном поле тоже подорвалось какое-то неимоверное количество авторов, на наших глазах превратившихся из политических мыслителей в скучных юмористов. Это еще один риск для пишущего политолога. Рисков в этой профессии вообще больше, чем возможностей для успеха.

Читая Федора Крашенинникова не первый год, я все равно продолжаю удивляться тому, как здорово он обходит все расставленные на пути современного русского политического публициста ловушки. Можно было бы предположить, что это интуиция, как у поэтов, но его тексты – не стихи, в стихах не бывает столько рассудка. Стихи, причем дрянные, пишут те, чье сердце в каждый конкретный момент одерживает победу над головой и начинает биться в такт моде, будь то мода на «белые ленты» или на «русскую весну». Федор Крашенинников этим модам не подвержен, и это могло бы в нем раздражать, если бы он в каждый конкретный момент не оказывался прав.

Кажется, он единственный человек, чей титул «политолог» не вызывает возмущения. Да, есть такая наука, в которой совершаются открытия, доказываются теоремы, ставятся опыты – собственно, это (а не агитация или развлекательный жанр) профессия Федора Крашенинникова. Одинаково точный и в больших сюжетах, будь то «После России» или совместная с Леонидом Волковым «Облачная демократия», и в проявлениях злобы дня, он как-то сам собой превратился в выдающегося политического публициста десятых годов, и теперь перед вами сборник его лучших текстов.

Крушение СССР нам всем еще только предстоит осмыслить. Последствия этого события столь масштабны, что осознать их мы сможем гораздо позже – как спустя века стал ясен истинный масштаб крушения Рима для судеб мира. С другой стороны, колоссальные изменения, происходящие во время жизни одного поколения, невольно кажутся современникам уникальными, никогда ранее не бывшими. Однако, как некогда заметил царь Соломон, «нет ничего нового под солнцем». В разное время разные империи создавались и разрушались и многие народы переживали мучительную потерю имперского статуса.

Но история известна нам фрагментарно, а тем более мало людей даже бегло знакомы с подробностями истории других государств, особенно тех, которые сегодня едва видно на карте. Я хотел бы обратить внимание читателей на Австро-Венгерскую империю и ее крах, особенно на историю Венгрии в данном контексте.

Общее впечатление от беглого знакомства с европейской историей примерно такое: была некогда Австро-Венгерская империя, там правили немцы Габсбурги, поэтому воевали австро-венгры на стороне Германии, войну проиграли, и Австро-Венгрия развалилась на множество славянских государств.

Примерно все так и есть, с одним исключением: в последние полвека своего существования Австро-Венгрия была государством не только немецким, но и венгерским. На пике своего могущества, т. е. перед началом Первой мировой, Венгерское королевство было в три раза больше, чем современная нам Венгерская Республика. Кроме территории, ныне именуемой Венгрией, в земли венгерской короны входили такие современные государства, как Словакия, Хорватия, часть Румынии, именуемая Трансильванией, небольшие территории современной Австрии.

Собственно говоря, для изрядной части своих подданных Франц-Йозеф Габсбург был отнюдь не австрийским императором, а королем Венгрии Ференцем-Йожефом.

Такая обширность венгерских владений объяснялась не только случайностями европейской истории XIX – XX вв., когда после ряда войн и революций Австрийская империя превратилась в Двуединую монархию. Кстати, последним территориальным приобретением для Австро-Венгрии стала Босния и Герцеговина, отбитая у турок и аннексированная в 1908 году.

Но это события более поздние. Между тем 248 лет столицей Венгрии был город Пожонь. Но искать на карте современной Венгрии этот город бессмысленно, ибо сегодня он называется Братислава и является столицей соседней Словацкой Республики. Вообще, даже бегло проглядывая страницы истории Центральной Европы можно только поразиться той карусели чешских, венгерских, сербских и польских деятелей, в разное время объединявших вокруг себя эти земли.

К чему я все это вспоминаю? В 1918 году Венгрия потеряла 2/3 своей территории. Земли, которые, как у нас принято говорить в таких случаях, являются исторически венгерскими, в настоящее время находятся под юрисдикцией нескольких государств.

Ну и что? Вот главный вопрос. И второй – что теперь делать?