Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части

— Андрей, если это тропа «воровская», значит, Бог даст, у нас есть шанс перейти каньон. Но если мост не найдем, то выбраться отсюда будет сложно…

Мой спутник быстро исследовал свой рюкзак:

— Батюшка, у нас от продуктов осталось лишь несколько сухарей, а наши два сыра закончились вчера вечером… — растерянно протянул он.

Похоже ночью мы доели последние запасы сыра, потому что в моем рюкзаке обнаружились только чай, соль и несколько слипшихся конфет — скромные остатки простых угощений, привезенных монахами Лавры. Перекусив тем, что наскребли в рюкзаках, мы настроились на решительный штурм каньона — назад пути для нас не было.

Струящаяся вечность Твоя, Господи, исцеляет меня от временного и пустого мира, который пытается казаться небесным дворцом, но сам на глазах наших превращается в прах и гниль. Друзья юности когда-то улыбались мне, озаренные солнечным светом, а ныне растворились навеки во мгле. Женщины, некогда зазывавшие меня в свои объятия, состарились, и вот, остался от них только тлен. Смех, который нам слышится на улицах, полон печали и тоски, он не в силах утешить смеющихся. Творящие зло — безсильны на добро, ибо зло лишило их мужества. Лишь творящие добро хранят и себя и всю землю, потому что они — оплот и крепость для всего живущего, ибо в них живет Господь.

Тянусь к Тебе, Боже, так же, как близкие тянут меня к себе, умоляя не оставлять землю и их, живущих на ней. А я умоляю Тебя, Господи, не закрывать от меня, немощного, святые Небеса Твои, потому что туда ушли отец мой и мать моя, ибо там моя истинная Отчизна. Глупцы в похвальбе своей измеряют силу мышцы своей, и лишь мудрые опираются на Твою безпредельную силу, Боже Вседержитель. Объюродевшие умы умников мира сего пытаются познать глубины Вселенной, не в силах постичь, что сами они всего лишь жалкая игрушка диавола. Собирает он жатву свою, но нет в ней зерна, ибо все это шелуха человеческая. И собирает Господь урожай Свой — исполненный доброго тучного плода смирения и любви, пшеницу душ человеческих, взращенных Божественной благодатью. Только эгоистическая воля находит себе беды и скорби. Только благодать безошибочно проводит душу через все волнения и печали.

Началась наша эпопея — борьба за жизнь в лабиринтах карстовых скал и ущелий. Некоторое время тропа уверенно вела нас в сторону Бзыби, но затем она исчезла в гигантских обвалах, после которых отыскать ее стало очень трудно. Нас окружали непроходимые самшитовые леса, обвешанные длинными прядями сухого серого мха. Видимо, он был ядовит, потому что от его едкой пыли у нас появились кашель и тошнота. Река ушла в глубокий врез в карсте, и нам пришлось бродить по зарослям взад и вперед, отыскивая продолжение тропы.

От слабости и тошноты начала кружиться голова. Мы присаживались под пихтами, усталые и запыленные, пытаясь в тени деревьев обрести новые силы. Положение становилось безвыходным. Я предпринял попытку определить направление по рельефу местности. Некоторое время мы брели совершенно диким лесом, не чая найти из него выход. Мне начали попадаться старые, обросшие мхом пни, срезы которых говорили о том, что здесь когда-то давно люди валили деревья. Переходя от пня к следующему пню, мы набрели в диком лесу на небольшом холме на заброшенные развалины бревенчатой избушки. Запах сырой плесени ударил в нос: ветхим жилищем не пользовались уже много лет. Похоже, эта лачуга служила пристанищем для отважных джигитов. В густой траве я вновь нащупал ногами заросшую тропу, ведущую к каньону.

Помолившись, мы двинулись вниз, постоянно сбиваясь с тропы в лесных зарослях. Попасть на единственный в каньоне мост было так же сложно, как слепому попасть ниткой в иголку. У самого каньона тропа потерялась в известковых скалах. Всюду проходили какие-то звериные тропы, и в то же время никакой старой тропы мы не видели. Нас охватила растерянность. Я не мог угадать, куда нам двигаться дальше.

— Молимся, Андрей, молимся! — призывал я своего друга.

— Молюсь, батюшка! — отозвался он, внимательно оглядывая скалы. — Да вот же тропа, Симон!

Он радостно указал рукой на скрытый проход в скалах, которые издали выглядели сплошной стеной. Тропа резко нырнула вниз, и мы увидели гигантский обломок скалы, заклинившийся между двумя бортами каньона, ширина которого в этом месте составляла примерно 4–5 метров. Это и был тот мост, который показывал мне когда-то Илья. Внизу, в бездне глубиной метров в сорок, клокотала Бзыбь, входя бурунами в нижний Бзыбский каньон.

— Слава Богу, мы нашли мост!

Восторг светился в наших глазах. Дальше тропа вела на перевал реки Пшица и уходила через Кавказский хребет к черкесам.

Отдохнув и вдоволь налюбовавшись грандиозным зрелищем каньона, мы по узенькой тропинке, шатаясь от усталости, выбрались наверх к пасеке нашего знакомого — лесничего Шишина. Обследовав все закрома в пасечном домике, мы не обнаружили там даже хлебной крошки. Похоже, что здесь кто-то останавливался перед нашим приходом. На стенах висели старые восковые рамки, черные от старости. Пришлось есть этот воск с остатками горького меда внутри. Попив чаю с воском, упали на железные кровати и заснули мертвым сном.

Наутро слегка подташнивало при виде восковых рамок, но делать было нечего, другой еды не предвиделось. После чая и горького воска мы стали укладывать рюкзаки. За домиком мне бросилась в глаза недавно прорубленная тропа в зарослях самшита. Заинтересовавшись назначением этой просеки, я проследовал вдоль нее к отвесной скале. По скальному обрыву, сооруженная из жердей, укрепленных на вбитых в стену деревянных клиньях, уходила высоко вверх самодельная лестница. На высоте около пятнадцати метров зияло огромное отверстие внушительной пещеры. На мой крик прибежал Андрей и остановился в изумлении:

— Батюшка, настоящая пещера! Лезем?

Я в раздумье дергал лестничные поручни:

— Непонятно, Андрей, выдержат ли?

Перекладины поскрипывали под руками. Некоторые жерди плохо держались на клиньях, гвозди выглядели сильно расшатанными. При взгляде вниз становилось не по себе. С чувством огромного облегчения я встал на ноги в огромной карстовой полости. Она больше напоминала внутренность величественного собора, чем пещеру. В различных местах виднелись свежие шурфы. Похоже, здесь недавно производились раскопки. Изумительный вид из пещеры на Серебряный хребет взволновал нас своей красотой. Мы присели на глыбы камней и достали четки…

Чувство сильного голода заставило нас оторваться от молитвы. Холодок пробегал по спине при мысли о спуске вниз. Жерди скрипели и шатались, поднявшийся ветер осыпал нас сухой пылью. На дрожащих ногах мы вернулись на пасеку и принялись готовить чай.