Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части
- Название:Птицы небесные. 1-2 части
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Святая Гора Афон
- Год:2015
- ISBN:978- 5-7877-0091-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части краткое содержание
Братство «Новая Фиваида» на Святой Горе Афон издает рукописи иеромонаха Симона Безкровного (монаха Симеона Афонского) под названием «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога», являющиеся дневниковыми записями прошлых лет. В первой части книги повествуется об удивительной истории жизни самого автора, о трудных путях поиска Бога в различные периоды жизни нашей страны и о становлении в монашеской жизни под руководством выдающегося старца и духовника архимандрита Кирилла (Павлова). Это повествование служит духовным стержнем нелегкого процесса преображения души — начала молитвенной жизни и обретения благодати. Во второй части книги реально показано формирование души в Православии и стяжание непрестанной молитвы, а также, с искренним доверием к читателю, рассказывается о встрече с новой благодатной жизнью во Христе, с ее трудностями, ошибками, неудачами и обретениями. Рукописи во всей возможной полноте раскрывают нам сокровенное общение со старцем и с большой теплотой являют нам его мудрый и святой облик. Кроме этого, вместе с автором мы встречаемся с другими духовными отцами и подвижниками, чьи советы и поддержка помогли ему в трудные моменты его нелегкой жизни.
Птицы небесные. 1-2 части - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже город без церкви становится грудой кирпичей. Но в этой южной столице несколько храмов остались в неприкосновенности. Не припомню никаких переживаний от многолюдного города, от его улиц и зданий, но только отпечаталось в памяти нечто величественное, превышающее воображение ребенка своей возвышенной устремленностью. Как будто вверху этого необыкновенного здания не было свода, а переливалась синева безконечного неба, куда улетали чистые голоса певчих. По храму скользили люди, подобные святым Ангелам, в чудных облачениях, овеянные неземным благоуханием, словно святые лики с икон сошли на землю. Вернее, земля осталась где-то далеко, а душа поднялась к небесам и уже не хотела возвращаться обратно.
И все же мир с его чудесами неотвратимо влек душу мою, которая начала самозабвенно увлекаться его чарующей красотой. Все вокруг, на что устремлялся мой младенческий взор, представлялось душе совершенным в своей красоте и восхитительным: лица родителей и сестры, согбенные фигуры бабушки и дедушки с их шаркающей походкой, кудахтающие и разбегающиеся во все стороны при моем приближении куры всех оттенков, пугающий меня своим воинственным видом и голосом осанистый петух, величавые и степенные и в то же время страшно шипящие гуси, коровы с большими и добрыми глазами и умилительными телятами, а также загадочно прекрасные лошади, от которых я старался держаться подальше, потому что они казались мне ростом почти вровень с крышей нашего дома.
Память запечатлела шум и разноголосицу летнего утра. «Геть, геть, геть!» — это дед выгонял на пастбище быков, пускающих тягучую до земли слюну. «Цып, цып, цып!» — доносился голос бабушки, сыплющей зерно стремглав бегущим к ней курам. Блеяние коз, которых собирал пастух, ржание лошадей и медлительное мычание коров смешивались со звуками далеких паровозных гудков.
— А вот это нашему пострелу! — слышался голос деда, и он совал мне в руки ароматные семена сорванного подсолнечника.
— Да разве это угощение для ребенка, люди добрые? — вмешивалась бабушка.
— Иди, внучек, в дом, попей парного молочка!
Вечером с поля возвращалась мама, усталая, запыленная, и забирала меня домой. Умывая меня на ночь, она, бывало, смеясь, приговаривала:
— У тебя нос как у деда — с горбинкой!
— Мама, а я хочу, чтобы мой нос был как у тебя — уточкой!
Мне доставался легкий подзатыльник:
— Иди спать, умник! Выдумает тоже — «уточкой»!
От ее звонкого хохота у меня теплело в груди и я, счастливый, отправлялся спать.
Помню себя, неуклюже стоящего в зимнем пальтишке с туго завязанным шарфом, в варежках, прикрепленных веревочками к рукавам пальто, рядом с собой — любящего меня дворового пса, постоянно пытающегося лизнуть меня в нос, и ощущаю внутри не телесное, а душевное тепло, обнимающее весь этот удивительный мир. Вижу калитку, всю заиндевевшую от инея и железную щеколду, о которой мне говорили, что ее ни в коем случае нельзя лизать, потому что примерзнет язык. Потом память вызывает из глубины времени весенние теплые дождики с рябью от ветра в неглубоких лужах, серенький узор вишневых веток, унизанных дождевыми каплями, которые я тайком слизывал, настолько они были вкусными. Еще запомнились мои первые «конфеты» — кусочки подсолнечного жмыха с восхитительным запахом семян и самое лучшее мое лакомство — кусок свежего хлеба, политый подсолнечным маслом и посыпанный сахаром, слаще которого для меня не было ничего на свете.
Все увиденное в те годы всегда представало передо мной самым первым и особенным чудом — первая бабочка махаон, трепетно раскрывающая и закрывающая свои прозрачные в полоску крылья, присевшая на цветок белой ромашки, первые милые ласточки, со щебетом носящиеся возле лица, первые скворцы, распевающие серебряными голосами у нашего первого скворечника, первое цветение белоснежных яблонь и вишен, первая проба варенья, где моим угощением была вишневая пенка на блюдце, первый выпавший молочный зубик, который я должен был забросить за крышу дома, чтобы серая мышка принесла мне новый зуб.
Без качелей я не представлял себе детства. Моя старшая сестра и я качались на них без устали, сменяя друг друга. А если к ней приходили подруги, моей обязанностью было крутить веревочку, через которую они прыгали, изображать покупателя, когда они играли в «магазин», и больного при игре в «доктора». А когда в нашем доме появился патефон, то я должен был крутить для них ручку патефона (пока не сломал его пружину).
Постепенно я смог разглядеть своего отца: сероглазого, с широкими бровями, правильными чертами лица и гладко зачесанными назад волосами. Крепко сбитый и ширококостный, он казался мне самым сильным человеком на свете. Мне хотелось так же зачесывать волосы, и меня удивляло, почему они на моей голове упрямо торчат вперед, а назад их не зачесать никакими усилиями.
Отец, возвращаясь с работы, приносил в своем железном сундучке хлеб «от зайчика» и несколько кусочков сахара. Все это я съедал с большим удовольствием, искренно веря, что их мне передал зайчик из леса.
Вспоминаю первые слезы огорчения от того, что мне долго запрещали поднимать щеколду на калитке и открывать ее, и как меня впервые поразило то, что за ней мир не заканчивался, а, кажется, только начинался. Это было мое первое великое открытие. Еще была болезнь, по-видимому, корь, с большой температурой, когда я лежал в кровати и видел странные цветные сны — удивительные картины, безпрерывно сменявшие друг друга. Затем последовал первый выход в мир, за калитку, к доктору, живущему, как мне тогда казалось, на другом конце земли, где мне делали уколы, а взрослые безпрестанно норовили погладить меня по голове.
Игрушек у меня в коробке хранилось не очень много: железная заводная лошадка с тележкой и возницей, которую я сразу сломал, пытаясь увидеть, что у нее внутри, шарик на резинке, который сам возвращался в руку, деревянный человечек, вертящийся вокруг веревочной оси (его мне сделал отец) и самая любимая моя игрушка — плюшевый мишка с блестящими пластмассовыми глазами и прохладным носом. С ним я засыпал и просыпался, и мама сумела сохранить его до первой поры моей юности. Меня будило петушиное пение, засыпал я под лай близких и далеких собак. Откуда-то, с самого края земли, слышались паровозные гудки, и все эти разнообразные звуки внушали трепет перед необъятной грандиозностью мира, в котором довелось родиться.
Появившись на свет в таком прекрасном и чудесном крае, я был совершенно очарован своими первыми впечатлениям и переживаниями от соприкосновения с его загадочной и таинственной жизнью. Она словно говорила моей душе, что так было и неизменно будет всегда — столь же прекрасно и удивительно, как во время моего рождения. Однако история этого края и страшные события, происходившие до моего появления на свет, стали приоткрываться мне не сразу, а по мере взросления души и сердца.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: