В. Малягин - Преосвященный Зосима, епископ Якутский и Ленский. Книга памяти

Он всегда о них заботился. Следил за тем, чтобы их не обижали в школе, проверял, как они готовят домашние задания, смотрел дневники и тетради. Что такое ссоры или ревность между детьми – мы, к счастью, никогда не знали. Мы всегда заботились друг о друге, и дети все это впитывали с самого раннего детства.

Ирочка начала говорить очень рано, месяцев в девять. А когда ей был год или полтора, Игорь как-то серьезно заболел ангиной. Мы тогда жили на Преображенке, напротив рынка, и вот я с дочкой пошла что-нибудь купить. Смотрю, стоит очередь за курицей, и мы встали. Как вдруг этот ребенок, сидевший у меня на руках, громко и требовательно обращается к продавцу: «Дядя, дай кую, Гаги бо-бо» («Дядя, дай курицу, Игорь болеет!»). Тут все на нас обернулись, расступились, мы без очереди купили курицу и пошли домой. Варили бульон, и я говорю: «Вот, Игорек, сестренка тебе курицу купила...»

Ирина Давыдова, родная сестра владыки:

У нас была большая разница в возрасте, и потому он заботился о нас с Андрюшей. Очень любил нас и всегда покровительствовал. Чтобы порадовать нас, все время придумывал какие-то подарочки. В школе на переменах приходил проведать, все ли у нас в порядке.

Эмма Михайловна с детьми

При этом никогда не воспитывал. Посоветовать что-то мог, но решение надо было принимать самой. Вообще-то у нас в семье всегда так было: посоветовать – посоветуют, а решать тебе.

Очень любил зимой катать меня на санках. Посадит на санки – и вокруг дома, с горы... Приходили все в снегу мокрые и счастливые...

Андрей Давыдов, родной брат владыки:

Конечно, я помню старшего брата с тех лет, как помню себя самого. Но при этом общение наше было не постоянным. И разница в возрасте большая, и жизнь нас разводила: мы с семьей в Якутск – он в Москве, а потом в армии; мы возвращаемся в Москву – он поступает в Троице-Сергиеву Лавру; его переводят в Данилов – я женюсь и ухожу из родительского дома... Мы с ним постоянно были, если можно так сказать, «в противофазе».

Игорь, Ирина и Андрей. Дом отдыха «Елочка». Звенигород. 1974 г.

Конечно; что-то осталось и из детства: брат ведет меня 1 сентября в первый класс (Ирина шла в третий, а сам он – в десятый), разводит по классным комнатам, часто заглядывает к нам, проверяет, все ли в порядке. Однажды десятиклассники (в том числе и он) проводили уроки в первом классе, я был страшно доволен и горд: это мой старший брат, он уже большой!

С тетей Маргаритой Михайловной, братом Андреем, сестрой Ириной и двоюродным братом Женей. Красноярск. 1975 г.

Но и совместная учеба продолжалась всего один год, пока он не закончил школу.

Александр Сперкач:

С будущим епископом Зосимой я познакомился в 1977 году Мы учились в одном классе средней, впрочем, весьма неплохой, московской школы. Знакомство это вскоре переросло в дружбу, которая связывала нас до самой его кончины.

Игорь Давыдов представлял из себя фигуру, если не замечательную, то, безусловно, стоящую несколько особняком в общей школярской массе. Учился он кое-как, без всякого пиетета относясь к требованиям школьной программы. Но, конечно, не это, вполне заурядное обстоятельство, так его выделяло. Отличали Игоря необыкновенные, почти никакими внешними обстоятельствами не колеблемые, добродушие и доброжелательность.

По природе ли своей, в силу ли воспитания, он был очень добр. Просто – очень добр, с самого детства.

Даже в те годы не было буквально ни одного случая, когда Игорь попытался самоутвердиться за чей-либо счет, проявил бы, пусть за глаза, хотя бы тень неуважения к кому-либо, будь-то преподаватель или школьник. О злости или подловатости, пусть мелкой, «детской», «естественной» и речи не шло.

При этом он отнюдь не был неким добродушным медлительным увальнем. Напротив, нрава он был весьма энергичного, веселого, бодрого и деятельного. В нашей школьной компании именно он являлся главным организатором и заводилой всевозможных совместных мероприятий: посиделок, прогулок, небольших походов. Уже в те поры проявлялось его широкое хлебосольство и почти совсем потерянное в нашей сегодняшней жизни русское искреннее гостеприимство.

Говоря о его прохладных отношениях со школьной программой, необходимо отметить, что он совсем не был ленив: с большим увлечением занимался рисованием, посещал музыкальную школу и достаточно рано проявил способность к кропотливой тщательной работе, требовавшей усидчивости, внимания и сосредоточенности. Впрочем, эта его черта в большей степени выявилась чуть позже, а в школьные годы я с немалым удовольствием получал дивиденды от художественных навыков моего приятеля: сидя с ним за одной партой, мы с увлечением разрисовывали тетради и учебники. Сюжет и рисунок, при этом, в основном, были моим вкладом в общее дело, а тени, штриховку и орнамент рукой профессионала добавлял будущий владыка. В результате школьные пособия были покрыты сплошной сетью причудливых арабесок, в которых мы, с позволительным авторским тщеславием, находили немалые художественные достоинства.

Через несколько лет после окончания школы Игорь рассказал мне свою школьную тайну. С самого детства, по крайней мере, лет с десяти, его не покидало стойкое убеждение, что ему в жизни придется выступать с речами перед большими группами людей, в чем-то их убеждать. Поэтому он, по своему детскому разумению, чтобы придать голосу особенную солидность и убедительность, добавить ему некую мужественную хрипловатость, устраивал импровизированные выступления на холодном зимнем ветру. Местом подобных ораторских упражнений был, в частности, мост через железную дорогу, расположенный недалеко от его дома. Разумеется, все эти действа проходили без свидетелей, и, насколько помню, без мысли именно о церковной проповеди.

В старших классах Игоря отличал большой интерес к всевозможным необыкновенным явлениям. В том числе «модным», типа бермудского треугольника или НЛО. Тогда подобные увлечения были распространены среди продвинутых московских школьников, особенно среди тех, кто мог, тем или иным способом, получать переводы соответствующих статей из западных изданий. Уж не знаю, какими путями, но к Игорю подобные материалы попадали. Я продвинутым не был и к этим сюжетам относился скептически, что приводило к спорам, не очень, впрочем, горячим.