Алексей Фомин - Как спасаться в миру?

Интересно, что декларируемая самоценность индивида обернулась на экранах и в жизни полной его обесцененностью. Огромное количество убийств показывается ежедневно. И после очередных эффектно (что особенно необходимо!) вылетающих мозгов – видеоряд «с сочной мякотью кокоса и восхитительным молочным шоколадом создает поистине»… глумливое и кощунственное отношение к смерти – самому священному таинству для индоевропейца.

Интересен такой феномен современной культуры, как видеоклипы. Частая смена видеоряда приводит к тому, что сознание не успевает осмыслить видеоинформацию. Нормальному человеку необходимо для этого 5–8 секунд, частота смены картинки в клипе – 2–5 секунд, что создает привыкание организма к состоянию рассредоточенного, блуждающего сознания. Результатом психологического диссонанса является огромное число самоубийств. Хотя вызвано это, конечно, не только видеоклипами.

Остается открытым вопрос, как замешать коктейль общечеловеческих ценностей на основе различных этнических мировоззрений и религиозных систем. Поскольку маловероятным представляется плодотворное смешение, например, исламского фундаментализма и европейского протестантизма (вообразите себе эдакий молочный суп с селедкой), то все предлагается сделать из одних и тех же искусственных составляющих: синтетическое «молоко», синтетическая «рыба» Синтетический человек? Может быть, поэтому главным героем боевиков становится киборг-убийца – кибернетический робот, лишенный какой бы то ни было духовной сущности.

Не найдя опоры для всемирной интеграции в религию, либерализм находит ее в сфере науки и психоанализа. А национальные культуры, не получая желаемого религиозного оплодотворения, перерождаются в технологии элитарных и массовых развлечений: от богемных шоу и инсталляций до компьютерных игр и «Полей Чудес». Человек, утративший способность и смысл полноценного творчества, окончательно теряет связь с Богом и замыкается на своем подсознательном «Я». Тяга к смешению искусства и жизни превращается в дьявольский синтез – человечество становится гигантской кибернетической игрой с самодвижущимися манекенами.

Ключевые понятия либеральной культуры – «Игра», «Пародия», «Самоценность самовыражения» – в корне противоречат традиционным ценностям русской культуры, которые основаны на созерцании мира в свете Божественного Откровения.

Дмитрий Трофимов. Татьянин день. № 4, 2007.

«Растворить» собственное «я»

Известна мысль о. Иоанна Кронштадтского о том, что театр есть церковь сатаны.

«В православном мироощущении лицедейство есть прежде всего грех, распутство, неспособность заблудшим сердцем познать пути Господни. Актер – это «развращенный человек, как бы вывороченный наизнанку – человек, кажущий изнанку души и прячущий лицо ее; такая личность лишается сознания реальности и делается ликом не реальной основы жизни, а пустоты и ничтожества, то есть пустою и зияющей личиною, и, не прикрывая собою ничего действительного, само собою осознается как ложь, как актерство. Это раздвоенность мысли, двое-душность, двое-мысленность, двойственность, это начинающееся до геенны разложение личности» [5] Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. П.А. Флоренский. В 2 т. – М., 1990. Т.1, ч.1. С. 179–182. . Так высказался об актерстве в высшей степени интеллигентный, просвещенный богослов и ученый – отец Павел Флоренский.

Признавая дарованную Самим Богом способность к творчеству, православие всегда отрицательно относилось к профессиональному актерству именно потому, что в процессе перевоплощения (а оно для актера обязательно) существует опасность «растворить» собственное «я» (образ и подобие Бога!) в бесчисленных личинах персонажей. Ощущение несовместимости между творчеством и делом спасения души вызывало у драматургов и актеров – с самого зарождения профессионального театра в России вплоть до наших дней – желание оправдаться перед Богом и оправдать театр, снять с него и с себя чувство вины за причастность к лицедейству. Известный театровед П. Марков считал, что, по существу, и система Станиславского происходит «из этического оправдания лицедейства, из стремления обнаружить и подчеркнуть внутреннюю правду и красоту актера: привести к единству кричащее раздвоение, которое всегда заставляло подозревать наличие первоначальной и непреодолимой лжи в лицедействе актера». Подсознательное ощущение некой «скверны», таящейся в театре, заставляло даже великих актеров, режиссеров и драматургов отрекаться от театра – обдуманно или под воздействием импульса, вызванного приступом ненависти ко всякого рода фальши. Известна фраза Станиславского, произнесенная им на юбилейном вечере, посвященном 10-летию МХТ: «В театре я ненавижу – театр». Многие выдающиеся русские актеры на протяжении всей жизни балансировали между двумя противоположными чувствами, разрывающими душу: любовью к театру и одновременно ненавистью к нему, переходящей зачастую в глубочайшее разочарование. Незадолго до смерти отреклись от театра атеист В.Г. Белинский и православный Н.В. Гоголь, знаменитый актер Малого театра А.П. Ленский и величайшая актриса XX века В.Ф. Комиссаржевская. Ощущение, что театр препятствует спасению души, подчас приводило русских актеров даже к принятию монашества. Так поступил, например, известный впоследствии митрополит Трифон (Туркестанов).

Но был в восприятии театра и другой полюс, отмеченный соблазном признать за сценическим мастерством непреходящую и абсолютную ценность – вплоть до его обожествления. Причем отношение к театру как к храму, где происходит таинство единения земного и небесного, было ничуть не менее традиционным для русского литератора и актера, чем стыд перед «лицедейством». Первым, кто заговорил о театре как «лестнице к Богу» и о храме, был именно Н.В. Гоголь. А его современник, великий актер М.С. Щепкин учил собратьев: «Театр для актера – х.!?.?…? рам. Это его святилище! Священнодействуй или убирайся вон». «Искусство и театр должны возвыситься до храма, так как религия и чистое искусство очищают душу человечества…» – утверждает Станиславский в статье под красноречивым названием «Театр – храм. Артист – ж.?:? -?.???.? -?.? …?

рец». Это не метафора: для Станиславского театр действительно был религией. В его системе легко найти соответствие таким понятиям, как обет, смирение, послушание. Студия Художественного театра, созданная Станиславским для обучения актеров по его системе, была, как вспоминали современники и сами участники, чем-то «вроде монастыря со чистилищем». Особенно настойчиво пытались превратить театр в храм такие режиссеры Серебряного века, как Мейерхольд, Таиров. Театр той эпохи был просто одержим желанием возложить на себя великую миссию, занять в жизни людей место храма. Однако, «зазывая в театр-храм, – писал Андрей Белый, – они забыли о главном. Храм предполагает культ, а культ – веру и религию. Они даже не назвали по имени того бога, которому собираются поклоняться, превратив религию в смесь гносеологии и игры. Опасная перетасовка…»