Алексей Фомин - Можно ли быть хорошим и не спастись?

Чтобы понять, что представляет собой та или иная христианская Церковь, достаточно, не касаясь даже вероучения, посмотреть на ее святых. Древо узнается по плодам, любая Церковь объявляет святыми тех, которые воплотили ее идеал в своей жизни. Поэтому канонизация кого-либо является свидетельством Церкви не только о христианине, который предлагается ею в качестве примера для подражания, но и, прежде всего, свидетельством данной Церкви о самой себе. По ее святым точнее всего можно судить о действительной или мнимой святости самой Церкви.

Сейчас, прежде всего, сопоставим духовное состояние святых самой крупной христианской церкви – католической, с православными святыми.

Одним из столпов католической святости является Франциск Ассизский (XIII в.). Его духовное самосознание достаточно ясно открывается из следующих фактов. Однажды Франциск долго молился (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) «о двух милостях»: «Первая – это чтобы я… мог… пережить все те страдания, которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучительных страстях. И вторая милость… – это, чтобы… я мог почувствовать… ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий». Как видим, Франциска беспокоило не чувство своей греховности, присущее всем святым, у него отчетливо просматриваются откровенные претензии на равенство с Христом в Его страданиях и в Его любви! Во время этой молитвы Франциск «почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса» И с ним произошло то, чего не знала вся история Церкви – у Франциска появились болезненные кровоточащие раны (стигмы) – следы «страданий Иисусовых» [7] Лодыженский М.В. Свет Незримый. СПб., 1915. С. 109. .

Здесь следует отметить, что природа этих стигм хорошо известна в психиатрии. Непрерывная концентрация внимания на крестных страданиях Христа чрезвычайно возбуждает нервы и психику человека и при длительных упражнениях может вызывать это явление. Ничего сверхъестественного, чудесного здесь нет. Нет в таком сострадании (сompassio) Христу и той истинной любви, о существе которой Господь прямо сказал: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня» (Ин. 14, 21). Напротив, подмена борьбы со своими греховными страстями мечтательными переживаниями «сострадания» является одной из тяжелейших ошибок в духовной жизни, которая приводила и приводит аскетов к самомнению, гордыне – очевидной прелести, нередко связанной с прямыми психическими расстройствами (ср. «проповеди» Франциска птицам, волку, горлицам, змеям… цветам, его благоговение перед огнем, камнями, червями). Не удивительно поэтому и поползновение Франциска искупать грехи других людей в подражание Христу.

Очень показательна и цель жизни, которую поставил перед собой Франциск: «Я трудился и хочу трудиться… потому что это приносит честь» [8] Святой Франциск Ассизский. Сочинения. М., изд. Францисканцев. 1995. С. 20; 145. . Не потому ли в конце жизни он откровенно сказал: «Я не сознаю за собой никакого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием» [9] Лодыженский М.В. Свет Незримый. СПб., 1915. С. 129. . Все это свидетельствует о невидении им своих грехов, своего недостоинства перед Богом, то есть о полной духовной катастрофе.

Для сравнения приведем предсмертный момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). «Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» – отвечал: «Это Ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», – то Сисой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего» [10] Лодыженский М.В. Свет Незримый. СПб., 1915. С. 133. . Это глубокое видение своего несовершенства является главной отличительной чертой всех истинных святых.

А вот выдержки из записок блаженной Анжелы (XIII–XIV в.) [11] Откровения блаженной Анжелы. М., 1918. .

Дух Святой, – пишет она, – говорит ей: «Дочь Моя, сладостная Моя… очень Я люблю тебя» (с. 95): «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты» (с. 96). И такое открывает о себе Анжела: «Вижу я во мраке Святую Троицу, и в самой Троице, Которую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в середине Ее» (с. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа» (с. 176). Или: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть» (с. 101) – при этом она в ярости так начинала бить себя, что монахини вынуждены были уносить ее из костела (с. 83).

Резкую, но верную оценку «откровений» Анжелы дает один из крупных русских религиозных мыслителей XX-го века А. Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазненность и прельщенность плотью приводит к тому, что Святой Дух является блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюбленные речи: «Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня». Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: «Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена», – эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т. д., и т. п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: «Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык… И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела» [12] Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1930. Т. 1. С. 867–868. .

Яркой характеристикой католической святости является Катарина Сиенская (XIV в.), возведенная папой Павлом VI в высший разряд святых – в «Учители Церкви». Зачитаю о ней несколько выписок из католической книги Антонио Сикари «Портреты святых» [13] Антонио Сикари. Портреты святых. Т. II. Милан, 1991. , изданной на русском языке. Цитаты не потребуют комментарий (выделено мной).