священник Евгений Мерцалов - От Петрозаводска до Иерусалима и обратно. Путевые заметки и впечатления паломника

Не менее серьезное огорчение, которое испытал автор при посещении святых мест, было вызвано тем небрежением, в котором они содержались. Отцу Евгению сразу же бросилось в глаза то, что в величайшей общехристианской святыне – храме Гроба Господня украшения потрескались, карниз обвалился, везде много пыли. Пещера четверодневного Лазаря, воскрешенного Иисусом Христом, также содержалась неопрятно – мрамор на украшениях почернел, а в углах скопился мусор.

Скорее не огорчение, а разочарование паломник испытал при неоднократном посещении в Палестине православного богослужения по греческому обряду. Сначала он обратил внимание на то, что некоторые богослужебные предметы (например, дикирий и трикирий) у греков устроены не так, как в Русской Православной Церкви. Затем оказалось, что митрополит, правивший всенощную в храме Гроба Господня, не имел таких обычных для русской архиерейской службы помощников как книгодержец, жезлодержец и иподиаконы. Но дело было даже не в этих обрядовых различиях, а в общем настрое греческого духовенства, которое отправляло службу без благолепия и торжественности, характерных для России. Автор приводит высказывания разочарованных русских паломников, удалявшихся их храма Гроба Господня после всенощной: «Эх, если бы нашего архиерея сюда, совсем не то было бы!»

В тексте дневника постоянно незримо присутствует обобщенная категория «другого» или «чужого», которое противостоит автору и его соотечественникам, вызывая неприятие и даже отторжение. Такого рода чувства нередко охватывали русских паломников уже во время двухдневного пребывания в турецкой столице, улицы которой раздражали русских обилием нечистот и стаями бездомных собак. Аналогичные чувства испытывали путешественники в вагоне поезда, направлявшегося из Яффы в Иерусалим. Попадавшиеся по дороге жилища местного населения напоминали им хлева для домашнего скота. Паломники, давно готовившиеся к встрече со святыми местами, в Иерусалиме были неприятно поражены разноязычным гомоном толп народа на улицах, выкриками разносчиков, постоянно встречавшимися караванами верблюдов и ослов с различной кладью. Эта суета совсем не гармонировала со званием «святого града», которое носил Иерусалим.

Понятие «чужого» возникает и при описании автором иудейской святыни – Стены плача в Иерусалиме. С одной стороны, в словах автора сквозит сочувствие нелегкой судьбе еврейского народа, с другой стороны, он убежден, что иудеи сами виноваты в своих несчастьях, т. к., давно ожидая мессию, не сумели увидеть его в Иисусе Христе.

Настоящий шок паломники испытали при встрече с прокаженными, которые назойливо просили у них милостыню и даже пытались хватать их за одежду и руки. Только расторопный кавас Палестинского Общества сумел отогнать этих опасных людей, о болезни которых русские уже наслушались много страшного.

Негативные впечатления остались у паломников от тех многочисленных нестроений, которые возникали среди христиан разных исповеданий. Упоминая о святых местах Палестины, автор дневника часто указывает, кому они принадлежали – православным, католикам или армянам, иногда – совместно первым, вторым и третьим. Распри этих конфессий приводили к тому, что представители их не могли договориться о совместном ремонте храма Гроба Господня или иных святынь. Е.А. Мерцалов подчеркивает, что особенно много препятствий восточным христианам – грекам и русским, чинили католики или, как он их часто называет, «латиняне».

Как оказалось, турецкий часовой около пещеры, где родился Иисус, стоял не только для того, чтобы зримо обозначить присутствие османской власти, но и для предотвращения конфликтов между представителями разных христианских верований. Также автор с тревогой сообщал читателю, что католическая и протестантская пропаганда в Палестине с годами становится все более интенсивной, в результате чего в сети латинских «ловцов человеков» попадало немало местных арабов, которые до этого исповедовали православие.

Из внешних условий, с которыми сталкивались русские православные поклонники, приехавшие в Восточное Средиземноморье летом (в частности, в июне), наибольшее впечатление производит иссушающая жара. Упоминания о ней не очень часто встречаются на страницах дневника, но о зное сказано даже тогда, когда паломники рано утром отправлялись из Иерусалима в очередную поездку. При этом нужно учесть и то, что в подобных экстремальных условиях приходилось не сидеть на месте, а постоянно передвигаться, иногда карабкаясь по горам.

Еще одно испытание, которое ожидало любого паломника из России в Святой Земле – существенное изменение ассортимента питания. С одной стороны, в рационе паломников появлялось большое количество таких даров природы, которые они на родине либо употребляли не очень часто, либо знали понаслышке. Автор дневника перечисляет среди них оливки, виноград, лимоны, апельсины, виноград, финики, персики, абрикосы, бананы. С другой стороны, во время официальных приемов им подавали по большей части только кофе и особое угощение, называвшееся глико – варение с водой. Эта скудная трапеза резко контрастировала с обильными угощениями, устраивавшимися по торжественным случаям в среде российского духовенства.

Для русских, отправлявшихся в Палестину и в абсолютном своем большинстве являвшимися сугубо сухопутными людьми, большим испытанием становился довольно длительный переход по морю из Одессы в Яффу.

Автор дневника, будучи на борту судна, находился во вполне комфортных условиях, занимая каюту 2-го класса. Большинство же паломников – так называемые «палубники» во время путешествия помещались под открытым небом, а в непогоду вынуждены были укрываться в душном и дурно пахнущем трюме. Качка, без которой не обходится ни одно длительное морское путешествие, вызывала у паломников в лучшем случае (как у автора) страх, в худшем – морскую болезнь в самых тяжелых ее проявлениях. Также Е.А. Мерцалов ярко описывает приключения, которые пришлось испытать ему вместе со спутниками при переправе на лодке с корабля на берег при очень свежем ветре.

В русской литературе, в том числе в мемуаристике, сотню и более лет назад общим местом стали сетования по поводу скверных порядков на железных дорогах. Для этого достаточно вспомнить хотя бы хрестоматийно известный рассказ А.П. Чехова «Жалобная книга». Такой же негатив и по тому же поводу встречается в дневнике о. Евгения, причем сравнение железной дороги от Яффы до Иерусалима с отечественными «чугунками» оказалось в пользу последних. У автора сложилось стойкое впечатление, что российские вагоны 3-го и даже 4-го класса не хуже, чем ближневосточные 2-го класса.