Мария Дикарева - Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов

Библию я купил в 1992 г., с тех пор она всегда со мной. Читал запоем, особенно Ветхий Завет. Как-то в 1993 г. мы отдыхали с семьей в Крыму. Я сижу под навесом и по просьбе жены читаю Библию вслух, поднимаю глаза и вижу, вокруг меня сидят человек 10 и внимательно слушают, при этом женщины вяжут, а мужики просто слушают. Не было никаких разборов прочитанного, вопросов, обмена мнениями, просто каждый день на пляже под навесом я вслух читал Библию, а в конце отпуска понял, что надо непременно креститься. С нами отдыхала одна семейная пара, хорошо знавшая Керчь, супруги вызвались помочь нам добраться до храма. Выбрали день и поехали. Нас привезли в храм Иоанна Предтечи. Судя по табличкам, на этом месте с IV в. н. э. располагались христианские храмы. Шла литургия. Мы стояли в притворе. Откуда-то из бокового помещения вышел батюшка, пожилой, худощавый человек с очень добрыми глазами, он подошел к женщине, с которой мы уже беседовали насчет крещения, и она показала на нас. Батюшка поглядел на меня и спросил, не крещен ли я. Я ответил, что нет. Выяснилось, что кроме нас есть еще люди, пришедшие креститься. Обряд крещения в деталях не запомнился, но я чувствовал какую-то невыразимую благость. Батюшка был как Христос, от него веяло бесконечной добротой, радостью и ладаном. После крещения слушали проповедь. Проповедь я слушал первый раз в своей жизни и понял, что она может иметь сильное воспитательное значение для человека.

Я был крещен, но не чувствовал себя церковным человеком.

Желание воцерковиться [2] Слово «воцерковление» в церковной традиции используется в разных смыслах. В данном случае имеется в виду вхождение в Церковь через научение вере, осмысленное участие в жизни Церкви, в том числе в ее таинствах (Прим. составителя) . у меня было, но я, признаться, не знал, как подойти к решению этого вопроса. Неоднократно приходил в церковь, что на «быку» – в Ильинский храм, в храм св. Александра Невского, но все как-то не складывалось. Особенно острым стало желание воцерковиться, когда по просьбе знакомых я привез их за святой водой в храм Сретенья Господня, что в Заостровье. Узнал расписание служб и стал приезжать в этот храм. Вскоре узнал, что причаститься можно только после покаяния, настоятель допустил меня на исповедь. Он же вразумил меня, сказав, что воцерковление возможно только через оглашение [3] Данное утверждение не отрицает возможности воцерковления человека без целостного, последовательного систематического оглашения с участием катехизатора. В советское время многие люди воцерковлялись благодаря непосредственному наставлению от Бога (но и не без участия верующих людей), которое чаще всего не имело систематического характера. Однако в наши дни, когда стало возможным возрождение древней церковной традиции научения, оглашение – единственный прямой и короткий путь в Церковь. Тот путь, на который люди раньше тратили порядка 10–15 лет своей жизни, теперь человек может пройти за один-два года. Это дает возможность войти в Церковь в расцвете жизненных сил, будучи в состоянии не только самому пребывать в ней, но и исполнить данное от Бога призвание, послужив Ему и Церкви полученными дарами (Прим. составителя) . и предупредил, что дело это не быстрое и многотрудное. Я тут же заявил, что путь этот пройду, по-моему, он мне не поверил. Прошел год встреч по программе оглашения – хожу с радостью и надеждой, что все преодолею на моем пути к Богу и молю Господа, чтобы было именно так.

Р.

Детство в моей памяти всегда связано с волшебными летними месяцами, которые каждый год мы проводили у бабушки в деревне на средней Волге. Сколько себя помню, я ощущал там особую радость, свет и счастье бытия. Счастье от сиротливого гула шмеля и тиканья будильника в полуденной тишине избы, от пролетающей цапли по бесконечно синему июльскому небосводу, от замусоленных карамелек – угощения древних бабушек в платках… Я будто причащался этими карамельками к Виновнику всей этой красоты, Невидимому, но во всем Живущему.

Наш берег был низинный, а на другом берегу Волги, очень широкой в среднем течении, поднимались крутые холмы, покрытые непролазными марийскими лесами. Прямо напротив нашей деревни, почти у воды, виднелся маленький белый храм. Его едва-едва можно было разглядеть и приходилось часто моргать, чтобы не усомниться в его реальности. Он манил своей призрачностью, недосягаемостью и вместе с тем каким-то особым уютом, теплом и спокойствием: зелёная махровая тайга оберегала его, обнимая со всех сторон. Я представлял, что там живёт добрый-добрый старичок с длинной седой бородой, и мечтал, что когда-нибудь обязательно найду способ переправиться туда, на горний берег, как бы в другой мир.

А пока – было мне лет 5–6 – мой дядя, живший с бабушкой, брал меня с собой в другой храм, чтобы… посмотреть художественный фильм, так как кинотеатр устроили прямо в церкви. Позже, когда наша бабушка умерла, ее отпевали в этом же храме, уже восстановленном.

Со смертью бабушки связано мое переживание глубокого откровения. Мне было лет 18. Мы приехали из города на похороны. Посреди нашей избы с тремя оконцами стоял гроб с усопшей, по краям сидело несколько очень стареньких бабушек-читалок. Всё заволокло кадильным дымом, и яркая троица солнечных лучей разрезала наискось всю комнату. В какой-то момент я вышел во двор и подумал, что я ведь никогда не был здесь в это время года. Вокруг разливался необыкновенно прозрачный и мягкий свет ноябрьского солнца, какой бывает только в погожие дни поздней осени, когда уже опала вся листва. Но меня изумило, что этот свет не просто разлит во всем, а словно исходит изнутри всего, как будто растворяет границу видимого и сокрытого, перетекает через рубеж, разделяющий «здесь» и «там». И эти кусты, которые до сих пор перед глазами, кусты нашего огромного облетевшего малинника. Ярко рыжие и красные, почти кровавые, они словно загорелись от солнца. От этого огненного малинника, из этой «купины неопалимой», с ее жаром мне пришло совершенно ясное ощущение того, что за всем тем, что окружает меня в мире, дышит реальность, неизмеримо большая и неизменно радостная и ликующая в своем совершенстве, реальность, которая никогда не кончается. Я ощущал, что вижу ее, не глазами, но сердцем. И не было никакой скорби от горестного события, только светлая печаль и даже как будто радостная. И никакого чувства утраты, а уверенность в том, что бабушка осталась со мной, она совсем рядом, просто уже по ту сторону этого Божественного света…

Крестился я взрослым, в 28 лет, после службы в армии, когда казалось, что жизнь погружает меня, словно пророка Иону, «в чрево кита», начинает все сильнее сжимать со всех сторон. Когда я поделился этими чувствами и желанием креститься с хозяйкой, у которой снимал в Москве комнату, она с великой радостью поймала меня на слове. На следующий же день все обговорила с настоятелем храма, в котором сама была регентом.