А. Лобанова - О спиритах, колдунах, ведунах

Для кого желательно скрыть эту пользу – понятно…

Но собеседник из загробного мира изобличил себя тем, что забыл, с кем он беседует. Имей он дело с каким-либо интеллигентом, вроде господина Вагнера, он мог бы безопасно продолжать свои обманы: ученому мужу не пришло бы в голову, а если бы и пришло, то он счел бы это суеверием и устыдился бы того, чего не устыдился, а счел своим христианским долгом сделать простой русский человек, как только явилось у него сомнение в истинности сообщений со стороны умерших. А явилось оно так: в Великий Четверток на Страстной неделе 1883 года приходит к нему его знакомый М. И. и говорит, что он сделал открытие: стоит только взять в руки карандаш, и он будет писать на вопросы все ответы. И тут же стал писать под диктовку “духа”.

– Мне, – говорит господин Русков, – показалось это обыкновенным писанием, а не тем, что происходило под влиянием посторонней, невидимой силы. Поэтому я просил М. И. дать мне ответ посредством карандаша: могу ли я писать так же?

На этот вопрос карандаш, бывший в руке М. И., написал: «Ему (то есть мне) нельзя: он принимал сегодня Святые Таинства, а чрез три дня можно будет».

Никто из нас в то время не обратил внимания на то, почему принятие мною Святых Таинств могли служить препятствием “душам умерших” для сношения с нами.

Прошло три дня. На первый день Пасхи, после обеда, я взял карандаш и бумагу и сел к столу, чтобы испытать: будет ли и у меня писать карандаш сам? Не прошло и пяти минут, как я почувствовал, что указательный палец правой руки как будто слегка нажимается на карандаш, который и начал писать… С изумлением смотрел я на пишущий карандаш и думал: да неужели он пишет сам, без участия моей воли? Убеждаюсь, что карандаш, действительно, пишет сам!

А написал он тогда вот что: «Родные тебя скоро оставят, я буду твоим постоянным собеседником, каждый вечер буду писать и говорить, а теперь оставь».

Я спросил мысленно: «Кто ты такой?»

Карандаш написал: «Оставь, теперь ничего не скажу».

На другой день карандаш писал от имени моего знакомого, но не обнаружил желания писать много”.

Дня через три господина Рускова просили спросить о чем-то духа; он взял карандаш, который написал: “После отдания Пасхи я буду писать и говорить с тобою, а теперь у меня отнята сила”.

“Я спросил, – рассказывает господин Русков, – почему же на первый день Пасхи писал, а теперь нельзя?” – Тот одинок, я не знаю, как он осмелился писать, – ответил мне карандаш.

Я опять спросил:

– Напиши, кто отнял у тебя силу и кто ты такой…

На это карандаш ответил:

– Ты требуешь невозможного и потому и не стоишь доверия.

– Ты написал: «Тот одинок». Кто такой одинок?

– Отстань, – написал карандаш.

Я опять повторил вопрос, на который карандаш опять написал: «Не напишу».

Тут только мне пришла мысль, что значит написанное карандашом: «После отдания Пасхи… Теперь отнята сила». А ранее писал, что я не могу получать ответы по случаю принятия Святых Таин?.. Тут что-то нечисто, подумал я: нужно еще испытать.

Придя домой, я тотчас взял бумагу и карандаш и сел к столу. Одной минуты не прошло, как карандаш начал писать: «Ты опять пристаешь, прошу тебя…».

Карандаш вдруг остановился, потому что в это время я начал мысленно читать молитву Да воскреснет Бог. Перестав читать молитву, я спросил: «Что же ты остановился?»

Карандаш начал было писать: «Я писал тебе, чтоб…», но опять остановился. Я в этот момент опять начал читать ту же молитву.

– Что же ты не пишешь? – спросил я, – или боишься молитвы?

Ответа не последовало…

– Напиши, кто ты такой? Если ты боишься молитвы, то, значит, ты не кто другой, как тот, кто искушал Бога в пустыне?

И на этот вопрос ответа не было.

Тогда я сказал: «Именем Бога всемогущего требую написать: кто ты?»

Карандаш начал тихо наклоняться к бумаге и медленно написал: «Да, я тот, кто искушал Бога в пустыне».

Это неожиданное открытие меня так поразило, что я вскочил из-за стола и бросил карандаш.

Жена спросила: «Что такое случилось?»

Я сказал ей, кто нам писал карандашом, который опять тут же взял и требовал написать: «Кто именно производил стуки в столе, приводил его в движение и отвечал на вопросы?»

Карандаш написал: «Я, злой дух».

– Требую, – сказал я, – чтобы ты оставил нас. С этого времени мы прекращаем занятия со столом и карандашом.

Карандаш медленно и как бы удаляясь, написал: «Не приду…»

Первую букву большую, вторую меньше и т. д.; последняя буква «у” была написана очень маленькою.»

Любопытен рассказ господина П. Е. Рускова о том, как он пришел сообщить своему знакомому М. И. о своем открытии. Он застал его за столом с карандашом в руках. «После того, как я рассказал ему, что было», – пишет господин Русков, – карандаш в его руках немедленно написал: “А ты не верь Петру Евлампиевичу, что он тебе говорит».

– Кто искушал Бога в пустыне? – спросил М. И.

Карандаш написал: «Возьми Евангелие да прочитай».

– Мы знаем, что сказано в Евангелии, а ты сам напиши.

«Дьявол», – написал карандаш.

– Ты знаешь молитву: Да воскреснет Бог?

– Знаю.

– Напиши.

Карандаш стал писать, но вместо слов: тако да погибнут беси от лица Божия, написал: тако да погибнут грешницы от лица Божия.»

Наконец, чтобы раз навсегда покон чить с незримым корреспондентом, господин Русков предложил ему ряд вопросов с заклинанием: “Во имя Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа требую: напиши, кто именно писал мне: «буду твоим постоянным собеседником?»

– Я, злой дух.

– Ты писал: «Родные скоро тебя оставят», разъясни эти слова.

– Люди в разных затруднениях прибегают к тому, что обращаются к дьяволу и просят у него сведений. Кончил!

– Нет, не кончил: напиши ответ на мой прежний вопрос.

– После.

– Не после, а теперь напиши.

– Кончил.

– Не кончил, а пиши ответ на мой вопрос.

– Прошу, пусти.

– Я тебя не держу. Отвечай, для чего ты так писал?

– Для того, чтобы скорее погубить.

– О каких родных ты писал?

– О каких – мне неизвестно.

– Если ты писал, значит тебе известно?

– Я прошу, пусти.

– Пишущий эти слова сейчас – дьявол?

– Дьявол.

– А когда мы задавали вопросы столу, кто давал ответы?

– Опять пристаешь!

– Не отстану, пока не напишешь.

– Черт.

– Значит, ты ложно назывался именами моих детей и знакомых?

– Оставь.

– Не оставлю, пока не напишешь.

– Ложно.

– Для чего ты это делал?

– Гордость моя погубила меня, и я хотел, чтобы и вас погубить, а потому оставь меня одного.

– Значит, ты увлекал для того, чтобы мы во всех случаях обращались к тебе чрез посредство стола и карандаша, а не к Богу, создавшему нас и весь мир?