Преподобный Феодор Студит - Творения. Том 1: Нравственно-аскетические творения

38.Боговдохновенный сочинил также похвальную [453]книгу, где рассказывает о светлых Господских праздниках и украшает их [рассказы] благопристойными словами; [Col. 153]и не только их, но также праздники Богоматери и Крестителя Предтечи, высокую жизнь которого изящно воспел.

39.Им составлена и книга в ямбических стихах, описывающая сотворение и падение прародителя, зависть Каина, руку – увы – поднятую им на брата и совершенное им беззаконнейшее убийство; богоугождение Еноха и Ноя; рождение от них детей, жизнь, поведение.

В ней исчислил также всякую ересь иконоборцев, предав их анафеме, как ревнителей зла.

40.Еще пять книг его писем, которые доселе имеются у нас. В них обнаруживается смелость отца, разнообразие душевных состояний и ревность и как он оставался непоколебимым и непобедимым в страданиях, не устрашившись никаких бед и не ослабев духом в столь многих временных испытаниях и напастях.

41.Кроме всего, любителем слова составлена догматическая книга, в коей содержатся дивно обработанные им сильные состязательные (αντιρρητικοί) «Слова», которые опровергают софизмы иконоборцев, теснят их, не позволяя им даже вздохнуть, и истинными догматическими доводами ниспровергая их ложь. Здесь же он много нападает на бывших нечестивых императоров, обличая их соответствующими словами, в коих клеймится позором вся жизнь их.

42.Таковы книги, которые диктовал и ясно изложил своим мудрейшим языком богоносный отец. Ибо он всегда имел в себе истинную мудрость, которая первой звучала в нем и озаряла светом знания, и мало или совсем не нуждался в земной мудрости, которую давно уже презрел, с того времени как обратил взоры к небесной. Поэтому, изобилуя благодатью, он каждый день занимался трудом, писал сам, диктовал другим, внушая то, что нужно делать, убеждая упражняться в Божественном, – одним словом, всем принося пользу, всем преподавая спасительное.

43.Но лукавый не мог терпеть и сдерживаться, чтобы опять не строить козней против праведника, так как всегда завидовал ему и досадовал на его добрые дела. Приступивши непосредственно к тому, кто завладел тогда скипетром, – разумею Никифора [454]злонравного, который лишил царства боголюбивую Ирину и присвоил его себе на свое несчастие, – бесстыдный [диавол] действует чрез него, чтобы причинить зло преподобному. Каким образом, об этом теперь и будет речь. [Col. 156]Итак, этот Никифор, по виду бывший христианином и имевший общее с нами имя, по сущности же самих деяний своих христоненавистник и, гораздо хуже этого, предавшийся лукавому, не хотел успокоиться, пока не попытается сделать все, что замыслил, пусть бы и не достиг ничего. Помимо всего прочего, он нимало не думал о том, что Церковь придет в расстройство, лишь бы только зло успевало больше и больше, достигая того, что ему было угодно. Ибо не терпя видеть, что она пребывает в мире, который незадолго пред тем с трудом получила после многих смут, волновавших ее прежде, завистник пытается другим путем снова произвести в ней смуту и волнение. Именно, известного Иосифа, который некогда, как сказано, на основании общего голоса Церкви был извержен святым Тарасием за совершенное им явное своеволие, о чем всякий знает, этого-то Иосифа – увы – он [Никифор] дерзает насильно и вопреки правилам опять ввести в Церковь и возвратить ему священство, которого был лишен. Чего не говорил этот новый догматист? Чего не делал? Какого рода лукавством не воспользовался, чтобы исполнить задуманное им? Между прочим он говорил, что нелепее всего, следующее: «Мы не совершим ничего нового или дерзновенного, если сами примем изверженного другим, скорее мы исполним этим закон любви; в этом, конечно, все будут на нашей стороне, соглашаясь в мыслях и действуя с нами». И здесь он, бесстыдный, упоминает о законе и любви (о, справедливость законов и священные слова!), никогда не знавший о том, что есть закон и любовь. Ему, во всем другом неразумному, следовало бы сознать если не что другое, то, по крайней мере, то, что если этого [Иосифа] низложил патриарх Тарасий, ныне уже оставивший нас и отошедший на небо, и если другие вынесли ему осуждение, то нам следует не только не нарушать их постановлений, а как можно больше утверждать их, так как одна благодать у нас и у них, чтобы не показалось, что мы переменяем законы отцов и с намерением поступаем нечестиво.

44.Не думая ни о чем этом, он настойчиво приступает к патриарху – это был Никифор [455], преемник Тарасия, – и ставит его перед необходимостью исполнить его волю, хотя бы против своего желания, и возвратить Иосифу священство. И действительно, человек Божий вынужденно и с трудом совершает это, опасаясь, как я думаю, чтобы безумец, не получив того, чего желал, не сделал бы чего-нибудь другого худшего и не причинил бы Церкви большего вреда.

45.Но этот дерзновенный поступок опять произвел раскол в Церкви и разделил прежде соединившихся. Именно, отец наш Феодор, не принимая того, что случилось, тотчас вместе со всеми монахами отделяется от содеявших это, совершенно ни в чем не имея общения с ними, ни мыслию и волей, ни словом, ни делом, ни каким бы то ни было образом. [Col. 157]С ним отделяется и очень немалая часть народа, преимущественно же лучшие из всех и избранные по своей жизни. «Не наше дело, говорил доблестный и истинный поборник законов Божиих, так преступать пределы, положенные отцами, отменять их благие постановления и к собственному вреду делать какие-либо излишние и чуждые Церкви послабления. Не допустим когда-нибудь и мысли о том, чтобы сделаться защитниками такого деяния и предпочесть человеческое Божественному и самим совершить то, что угодно какому-то лицу и вообще всем желающим делать нововведения, тем более что у нас пред глазами страшные бедствия, ниспосланные нам с неба, когда император и народ в том же самом деле поступали беззаконно и когда этот самый иерей, его клеврет, ради ничтожной славы обесчестил великое таинство благочестия. Доселе чувствуя себя потрясенными этим, мы не должны искушать опять гнев Божий, впадая в то же и покушаясь одобрять то, от чего мы старались уклоняться как от вредного».

46.Отец, подробно объяснив им свое мнение и намерение, всецело отделяется от них, как мы сказали, ни на кого не обращая внимания: ни на императора, грозящего причинить ему зло, ни на его единомышленников, прибегающих к разнообразным насилиям над ним, ни на других, содействующих власти, духовных и прочих сановников. Только разрыв с патриархом он считал вообще нежелательным и даже невыносимым, чувствуя как бы рассечение самого себя надвое и потому терзаясь невыразимой скорбью. Но так как он не мог иным способом достигнуть того, что нужно было для пользы, то терпеливо переносил скорбь, предпочитая лучше все [перенести], чем совершить что-либо неугодное Богу и оказаться, напротив, чтущим что-либо выше Него.