Реймонд Браун - Послание к Евреям

Высокое учение о личности и деле Христа, изложенное на страницах Послания к Евреям и подкрепленное сильнейшими аргументами в форме величественных титулов, которых Он один достоин [8] Сын (1:2,5,8; 2:6; 5:8; 7:28), сияние славы Божьей (1:3), образ Бога (1:3), Первородный (1:6), Бог (1:8), Господь (2:3), Вождь нашего спасения (2:10), милостивый и верный Первосвященник (2:17), Первосвященник (4:14; 5:5; 6:20; 7:26; 8:1; 9:11), Посланник и Первосвященник (3:1), Божий Сын (4:14; 6:6; 10:29), Поручитель нового завета (7:22), Ходатай (8:6; 9:15; 12:24), Совершитель нашей веры (12:2), великий и добрый Пастырь (13:20). , звучит резким вызовом современной гуманистической христологии, пытающейся умалить Иисуса, представляя Его то высокодуховным человеком уникальной религиозной судьбы, то выдающимся благотворителем и альтруистом, то ярым зелотом с выраженным политическим уклоном, одержимым страстью к освобождению своего народа. Представляя важнейшую истину о полноценной человечности Иисуса, автор послания также ставит своих читателей лицом к лицу с откровением о ни с чем не сравнимой Божественности Его природы. Он есть Господь, воцарившийся на троне, достойный всяческой хвалы и поклонения.

В противовес ясному и бескомпромиссному учению Послания к Евреям, авторы и сторонники произведения «Миф о боговоплощении» [9] J. Hick (editor), The Myth of God Incarnate . , как правило, игнорируют постулат о Божественности Христа, доказывая, что такие идеи были вполне уместны в контексте учений ранней церкви, однако нет никаких оснований навязывать их верующим XX в. Эту тему развил Дон Капитт, заявивший, что титул «Божий Сын» вовсе не подразумевает Божественного происхождения Христа [10] D. Cupitt, Jesus and the Gospel of God (Lutterworth, 1979). p. 8. . Он начинает с того, что «все наше историческое знание очень относительно, и в нем нет ничего определенного», а затем спрашивает, «существует ли доказательство, способное убедить нас в том, что какая-то историческая личность, во всех отношениях человеческая по своей природе, может быть больше, чем таковая, то есть быть равной Богу?» [11] Ibid., pp. 13, 14. Но со страниц Послания к Евреям встает такой Христос, совершенная и безгрешная сущность Которого является уникальным откровением, одной жертвы Которого достаточно для нашего спасения и величию Которого нет равных ни на небе, ни на земле. Как видно из нижеследующих стихов, ангелы поклоняются Христу и превозносят Его, потому что признают Его Божественность. Мы, верующие, с готовностью и радостью выражаем свое восхищение, потому что, кроме всего, мы лично приняли от Него спасение. Естественно, что на протяжении веков христиане повторяют исповедание, сорвавшееся с уст одного обратившегося скептика, избавившегося от своего недоверия: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28).

Прежде чем обратиться к следующему разделу, необходимо остановиться на одной чрезвычайно важной теме, свидетельствующей об очень внимательном отношении автора к Ветхому Завету. Он обращается к Ветхому Завету и приводит многочисленные примеры из его истории; мы встречаем множество имен, цитат, персонажей и ветхозаветных концепций. В этой связи, во избежание непонимания, важно понять отношение автора к Ветхому Завету. Возьмем, к примеру, два момента в анализируемом нами отрывке. Здесь автор приводит несколько цитат, подтверждающих превосходство Христа над ангелами. Чтобы четко обозначить Божественность Христа, в 1:8 цитируется Пс. 44:7, первоначально адресованный ветхозаветному царю; в другом стихе (1:10) цитируется Пс. 101:26, где говорится о созидательном творчестве Бога и об участии Христа в акте творения, о чем шла речь в первых стихах рассматриваемой главы. Можно усомниться в правомерности приложения этих древних стихов – первого, поскольку он посвящен земному царю, и второго, поскольку он посвящен всемогуществу Бога, – к концепции Божественного происхождения Иисуса. В связи с этими обстоятельствами уместно рассмотреть несколько моментов.

Во-первых, автор глубоко убежден в христоцентричности содержания книг Ветхого Завета, потому что их авторы часто обращали свой взор за пределы описываемых ими событий, вглядываясь в тот день, когда должны были исполниться их пророчества, а за непосредственными обстоятельствами вставали великие реалии будущего, о чем говорится великолепным по своей выразительности языком. Такой подход характерен не только для автора Послания к Евреям. Когда пророк Исаия описывает страдания раба Господня в своей знаменитой песне о Рабе Израиля, на память приходят некоторые персонажи ветхозаветного времени как возможные кандидаты на исполнение этой весьма трудной и даже непосильной миссии. Может быть, это сам пророк, или его верный соратник, или какой-то новый народный герой, или сам израильский народ, или его остаток? Но когда эфиопский евнух спросил, кто же на самом деле этот Раб Израиля, о котором говорится в Ис. 53, Филипп сказал ему, что это пророчество уже исполнилось в Христе (Деян. 8:34,35). Цитируя в гл. 1 два упомянутых нами псалма, автор, совсем не отрицая ценности заложенного в них первоначального значения, смотрит вперед, за его пределы, извлекая из этих текстов более глубокое и более важное содержание. Он не пытается найти в них что-то, он просто извлекает истину, в них заключенную; он уверен в том, что идея Христа пронизывает все ветхозаветное Писание, хотя его авторы, по-видимому, не вполне это сознавали.

Глубокое проникновение в смысл ветхозаветного Писания позволяет автору утверждать, что Ветхий Завет приписывает Христу превосходство над ангелами (гл. 1), утверждает Его единство со Своим народом (гл. 2), дарованное Ему Богом призвание к первосвященнической миссии (гл. 5), говорит о несокрушимости этого призвания (гл. 7) и Его безусловном послушании Отцу (гл. 10). Используя выразительные языковые средства и образы Ветхого Завета, автор рассматривает великое дело Христа по спасению людей в контексте священнического и жертвенного служения, а Его нынешнее благословение – в контексте заключенного завета и обетований. Важно понять, что мы имеем дело не только с личным отношением автора послания к Ветхому Завету, но и с отношением к нему Самого Христа. Заговорив с двумя путниками, уныло бредущими по дороге в Эммаус, Иисус заметил, что они очень плохо знают то, что Ветхий Завет говорил им о грядущем Мессии: «И начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании» (Лк. 24:27).

Кроме того, что автор глубоко убежден в христоцентричности ветхозаветного Писания, он также уверен, что оно будет важным во все времена. Истина Писания не останется откровением только для далекой древности, не станет исторической летописью дел, совершенных Богом в Израиле. Учение об обрядовых церемониях и жертвоприношениях во всей полноте исполнилось во Христе. Ветхозаветное послание, которое впервые прозвучало тогда для народа, состоявшего в завете с Богом, и говорило о Божьей верности, надежности и любви, было не менее актуальным для первых христиан, чем для древних иудеев.