Филипп Дженкинс - Многоликий Христос. Тысячелетняя история тайных евангелий

НЕЗАВИСИМО ОТ ВЫЖИВАНИЯ МАНУСКРИПТОВ и современных их упоминаний мы видим влияние этих альтернативных текстов в искусстве и поэзии. 25

Среди прочих сохранился странный манускрипт, включающий Первую книгу Еноха, некогда влиятельный текст III или II веков до Р.Х., который мы подробнее исследуем в главе 6. Столетиями самым интригующим разделом этого апокрифа была т. н. Книга стражей, главы с 1 по 36. Читать «Еноха» – значит погружаться в эзотерический мир ангелов и тайных откровений, в фантасмагорическую вселенную «стражей, детей неба». Свободно развивая загадочное повествование в книге Бытие, «Енох» рассказывает, как стражи соединялись с земными женщинами, и от них рождались ужасные исполины – нэфилим . Весьма популярная в ранней церкви, Первая книга Еноха стала выходить из мейнстримного употребления с IV столетия.

Около 1270 года один итальянский прелат создал международный бестселлер. В «Золотой легенде» ( Legenda Aurea ) доминиканский монах Джакомо де Ворагине собрал целый ряд рассказов об апостолах, святых и мучениках христианской истории, выстроив эти рассказы в соотнесении с церковным литургическим годом. В английском переводе этот текст насчитывает более чем полмиллиона слов. 1

Как и большинство бестселлеров, он стал пользоваться огромным спросом у читающего населения, которое интересовала подробная информация о церковных героях и их чудесных деяниях. Но, в отличие от современных бестселлеров, «Легенда» сохраняла популярность в течение столетий. Она была переведена на большинство языков Западной Европы во множестве независимых версий и сохранена более чем в тысяче манускриптов, как никакой другой средневековый текст. Ее популярность не упала и после изобретения книгопечатания в конце XV века, когда «Легенда» появилась в сотнях изданий как на латыни, так и на многих национальных языках. Между 1470 и 1530 годами «Легенда» стала книгой, чаще всех прочих печатаемой в Европе. Когда Уильям Кекстон в 1480-е годы ввел в Англии печатное дело, «Легенда» была, разумеется, одним из его первых проектов. По замечанию Кекстона, как золото считается самым благородным из металлов, так и «Золотая легенда» признавалась самой ценной из всех прочих книг. Для издателя тех времен это было находкой, золотом среди золота. Это был главный источник историй и мотивов, запечатленных поздними средневековыми художниками в картинах и особенно – в миниатюрах. 2

Мы можем читать «Легенду» разными способами. Если открыть книгу в любом месте, то она покажется собранием историй о чудесах, невероятных даже с точки зрения не слишком критичных стандартов средневековой церкви. После Реформации «Легенда» стала олицетворением экстравагантных и курьезных сказок, в которых сомнительные в историческом плане святые совершают сверхгероические подвиги, такие как битва с драконом или выживание после отсечения головы.

Некоторые повествования до того странны, что современный читатель в трезвом уме мог бы воспринять их как самопародии. Взять хотя бы один из сотни примеров: мы читаем о сицилийской верующей св. Лючии, которая упорно отказывается принести жертву римским языческим идолам. Языческий консул приказывает доставить ее в бордель, где ее могут подвергнуть групповому изнасилованию. Однако она остается как будто прикованной к месту, так что группа мужчин не в состоянии ее сдвинуть, не может этого сделать даже тысяча рабочих, даже тысяча пар волов. Консул велит залить ее мочой (это средство он считает борьбой с тем, что ему представляется колдовством) – но и это не приносит желаемого результата. В конце концов на нее выливают кипящее масло, чтобы она сгорела заживо. Последние слова Лючии – молитва о том, чтобы ее мученичество продлилось как можно дольше, что могло бы научить верующих не страшиться страданий (у самого консула отсекается голова). По стандартам «Легенды» ничто в этом рассказе не кажется чрезмерным. Житие святого Иакова Расчлененного точно и со зверскими подробностями описывает то, что и обещано в названии рассказа. 3

Но книга предлагала много занимательных вещей своим потенциальным читателям, не в последнюю очередь – огромное количество чрезвычайно деятельных и набожных женских персонажей. Если мы хотим знать, во что обычные европейские христиане – включая многих утонченных и образованных мирян – веровали накануне Реформации, то нам следует обратиться к мешанине странных сказок и чудес «Легенды» и к апокрифическим текстам, о которых она сообщает. Ее непринужденно-неумеренное суеверие было совершенным воплощением того старого мира, который отчаянно старались ниспровергнуть церковные реформаторы XVI столетия. 4

Но если взглянуть на «Золотую легенду» иным способом, то она была антологией альтернативных писаний, многие из которых восходили к поздней античности. Ее материал в большой степени был почерпнут из раннехристианских псевдоевангелий и апокрифических деяний, которые в разнообразных формах стали известны с III–IV веков или еще раньше. Читая «Легенду», скажем в 1500 году, благочестивый христианин мог вникать в истории, почерпнутые из древних (и ложных) «деяний апостолов», например – Фомы или Иоанна. В рассказе о Воскресении мы находим эпизод с явлением Христа Иосифу Аримафейскому, «как написано в Евангелии от Никодима». Подробный рассказ об успении Девы Марии приписывается «книге, посланной св. Иоанну Евангелисту, или же книге, называемой апокрифом и приписываемой ему». 5

Не было даже ощущения, что такое прочтение является слишком смелым, а то и подрывным, что книга содержит тайные или запретные тексты. Джакомо де Ворагине был, в конце концов, доминиканец, т. е. член ордена, созданного для искоренения ересей, угрожавших ортодоксии в то время. Он пошел далеко, став архиепископом города Генуи, одного из критически важных постов. И мы не должны представлять его себе как смелого археолога, отыскивавшего потерянные тексты в древних пещерах. Скорее он синтезировал и компилировал популярные религиозные истолкования католических святынь своего времени, которые были всем известны и одобрены церковной властью.

ДАЖЕ ОРТОДОКСАЛЬНЫЕ ПИСАТЕЛИ, которые не признавали апокрифические тексты, считали, что на практике следует проявлять терпимость. В конце IV века сам Иероним осуждал «нелепицы апокрифов» { apocryphorum deliramenta }. Он старался доказать раз и навсегда, что «только четыре евангелия должно принимать, а (…) всякие колыбельные апокрифов { apocryphorum nenias } пускай поются мертвым еретикам, а не живым людям церкви». Он провозгласил простой принцип: Caveat omnia apocrypha! («Берегитесь всяких апокрифов!»). Но он знал, что этому предупреждению не слишком строго следовали. И продолжал: «Пусть она {церковь} избегает всяких апокрифических писаний, а если и привелось ей читать таковые {курсив мой} не ради истины учений, в них содержащихся, а ради чудес, в них описываемых. Пусть она понимает, что они в действительности написаны не теми, кому приписываются, что в них внесено много повреждений и что требуется бесконечная проницательность, чтобы искать золото в грязи { aurum in luto quaerere }». 6