Нелли Карпухина-Лабузная - Постник Евстратий: Мозаика святости

Значит, замирились навек, на надолго?

Да не тут-то было!

И снова напасть, и снова печаль налетели на русскую землю.

И не половцы были причиной печали.

А дело случилось такое:

Хан Итларь и Китан-хан пришли к князю Владимиру, «на мир».

«Дикий» половец срама не знал и долг гостеприимства соблюдался им свято. Того ожидал и от зовущего в гости Владимира Всеволодовича, внука Ярослава Мудрого и внука императора Византии Константина Мономаха.

И потому, в году одна тысяча девяносто пятом, пришел хан Итларь к князю к Владимиру в его Переславль (Переяславль), пришел с миром, вести долгие переговоры о замирении, пришел с другом своим, побратимом Китаном (Котяном, Кытаном). Владимир был рад: быть скорому миру. Отдал сына свого отрока Святослава в лагерь большой, половецкий, что окружил Переяславль боевым полукругом.

Итларь без опасения, с малой, но лучшей, дружиной вошел в город князя. А чего, собственно, опасаться? Мальчонка, княжеский сын, под присмотром вернейшего друга.

Дали покои ему из самых из лутчих (лучших) у боярина Ратибора, по-особенному хана уважили: дали вина заморские, сплошь ромейские, свои медовухи крепчайшие к винам добавили, дали хлеба и мяса вдосталь, с серебра-блюда яства вручали. Хмелел хан, в сытости, холе и неге день проводил, но ночевал по привычке кочевника на сеновале.

Друг его, Котян-хан стережил малого сына князя Владимира, княжичу Святославу было под десять лет. Мальчик был шустрым, все бегал по стану, лучших коней искал да лучших сабель подыскивал. Хан любовался шустрым княжичем-сыном, в мечтах младшую дочь в жёны ему намечал.

Ввечеру, когда сильно стемнело, в покои князя вошли други верные, воины ратные боярин Словята да воевода Ратибор. Стали князя уламывать-уговаривать: «к чему замирение с Китаном да Итларом-ханом? Роды у них невелики, коши худые (бедны), мало скота у них, мало дружины. Малые ханы они, невеликие. Да и замирения с ханами большими у них давно нет. Боняк да хан-Тугарин ныне далече, в Дунай-речке коней своих поят. Зачем тебе мир с невеликими ханами? Придут ханы большие, обиды творить тебе будут, что их не дождался, с малыми ханами дружбу заводишь.

Думал долго князюшка, думал, даже отнекивался: «Как я могу это сделать, ведь я дал им клятву!» Но, как думал, правы воеводы, раз говорят: «с малыми мира сего дружбу заводишь, большие обиды тебе натворят, княже! Нет в тебе том греха: они ведь всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно. И нет нам греха, а почто половцы губят землю русскую, и кровь христианская проливается бесперестанно?»

И послушал Владимир совета, свет князь Мономах.

И приказал верным торкам (если что, на торков свалится грех да обида, пусть кочевники друг другу глотки перегрызут) с малой дружиной направить копыта коней в стан к хану Котяну: сначала выкрасть сыночка, потом хана убрать с его боевою дружиной.

Ночная напасть – дело привычное, и торки резали боевую дружину, как ровно баранов. Хана вначале хотели к хвостам конским привязать да в чисто поле коней разослать, чтоб порвали хана навпил-напополам, да дружина князя им не дала: велено хана убрать, так мечом понадежнее, чем чиста ветра в поле искать. Опустился тяжелый меч на шею Китана, брызнула кровь и не стало хана Китана!

Наметом дружина бросилась к князю. Доклад был коротенек: хан уничтожен, дружина его вся повырезана, а кошт-войско бросился от стана в Дикую Степь.

Вечер тогда был субботний, и Итларь в ту ночь спал у Ратибора на дворе с дружиной своею и не знал, не ведал, что створили с Китаном, его побратимом.

Спал князь той ночкой спокойно или метался в кровавом бреду, про то былины и сказы молчат. А вот что утречком на ранней заре отправил отрока своего Бяндюка (Бияндюка) за Итларевой чадью, сказы поведали. И повеленье его передал Бяндюк Итларю: «Зовет вас князь наш Владимир, и, обувшись в теплой избе у воеводы, у Ратибора, позавтракав плотно, приходите к нему». Сказал Итларь-хан: «Да будет так!», и пошел он в теплую избу. И, как вошли они в избу, так и заперли их. Забрались на избу, «прокопаша истьбу», то есть раскидали кровлю крыши, и знатный вояка Ольбер (Ельбех, Ольгер) сын Ратиборич, взял лук, вложил туда стрелу, и поразил Итларя сразу в сердце. А следом и дружину его всю перебили.

Так, перед заутраком был убит Итларь-хан с боевою дружиною. Перестреляли их как куропаток или овец прямо в княжьих покоях, ибо мирно шли половцы к раннему завтраку, безоружными, про то были-сказы потом верно поведали.

Хоть не любили руськие летописцы «поганых», но написали в сказах своих чистую правду, что резали княжеские люди безоружных друзей, как куропаток.

И так страшно кончил жизнь свою хан Итларь, в неделю сыропустную, в часу первом дня, месяца февраля в 24-й день. (По «Повести временных лет», год 6603).

Но умолчал Нестор о русском позоре! В дальнейших сказаниях, сказах и песнях убитых ханов ханами не величали, даже к именам их приставки почетные «опа» не прибавляли («опа, опе, обе» – титул головы куреня). Молчала Русь о своем великом позоре: позор, диким варварам только присущий – послов убивать!

Летописец встал на сторону князя? Но ведь запятнал себя свет князюшка Володимир, внук Мономаха и сам Мономах.

Не брезговал князюшка ранее приглашать половцев с ратью на Минск, да так разорил этот город, что там не осталось ни душеньки из живых! И заключал с половцами аж 19 миров, как сам признавался.

Но посла убивать!?

Для русского уха убийство посла только позор. И христианин монах- летописец, и князь-христианин мыслили тут одинаково. Но для кочевника посланников смерть – обида смертельная, и потому обычай степей требовал ее кровью великою искупить, только кровью. И кровью немалою!

И добро бы на Руси обычай не знали, так нет, знали прекрасно князья половецкую жизнь: великий князь Святополк Изяславич оженился на дочери Тугоркана, сам Владимир оженил двоих сыновей на дочке хана Аепы и внучке того ж Тугоркана, другие князья тож не гнушались половецким житьем и родством.

И потому прекрасно понимали или должны были понимать последствия действий своих.

Да русским каганам (практически официальный титул русских князей в те времена) было мало векового позору. Владимир-князь да князь Святополк послали гонца к князю Олегу: «убей, дескать, сына хана Итларя, его Итла-ревича, либо выдай нам юного хана, бо есть он нам ворог и руськой земле тоже ворог». Отказал братец двоюродный бесчестным князьям: «негоже судить меня епископам, игуменам или смердам». То есть прекрасно понял мятежный Олег, что звали его на расправу. И потому из-за столь «пустякового» расхождения в собственных мнениях убивать послов или нет, стала между братьями-князьями вражда, «бысть нежи ими ненависть», заключает наш летописец.