Helga Fox - Хельгины сказки. Духовно-философские сказки: обо всем на земле и за пределами всего на свете

© Helga Fox, 2016

ISBN 978-5-4483-2830-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Здесь живут коробки с воспоминаниями о том, чего никогда не было. На пыльных полках хранятся высокие бутыли с бредом, флаконы с весной и маленькая бисерная ящерица. В старых сундуках спят рваные лоскутки крепдешина в мелкий цветочек и банки с консервированной ерундой. В зеленых ящиках аккуратно сложены восторги в собственном соку и кубики, пахнущие летним балконом, прозрачные стекляшки со страхами, майский песок, засушенные людские мысли в молоке и зарисовки подсохшей гуашью. В шкафу с облупившейся белой краской с нетерпением ждут весны помпоны из хлопка, а колбы, в которых коптятся сны всех мастей и пород, сверкают огоньками разноцветных плиточек. Возле тумбочки лежит упаковка радости, фаршированная визгом. А в дырке скомканного пододеяльника – странный мир, где русалки поют песни о жизни и смерти, от которых проливают слезы несколько не очень страшных чудовищ. В карманах их пижам каждую осень расцветают сказки.

Хельгины сказки…

Вильме снился странный сон.

Будто ночью она ныряла в лесное озеро в образе могучей, самой высокой сосны с древнейшей душой на свете.

Она была такой великой и огромной, что дух захватывало от одного лишь взгляда на нее. Ощущение, точь-в-точь, как в детстве, когда с высоты своего крошечного роста изо всех сил вглядываешься в макушки лесных гигантов, закидывая голову назад. Зрелище было великолепное: до ритмичного прерывистого вдоха, до дрожи, до замирания сердца.

Чувствуя мощь, даруемую Землей и неведомую ей ранее, Вильма-сосна, медленно падала в озеро со скрипом, свойственным всем деревьям, плачущим на северном ветру. Так она постепенно погружалась в ледяную воду. Озеро оттенка черненого серебра с чуть заметным голубым отливом на поверхности, словно зеркало, показывало ей все, что она не хотела видеть.

Все исчезало и повторялось вновь много-много раз. Но на берег она всегда возвращалась прозрачной и грустной Вильмой, привычной самой себе. Там она всегда угощалась круглыми маленькими конфетами с белой матовой глазурью, которые по неизвестным причинам каждый раз ждали ее появления на одном и том же месте.

Кто их принес, и как они сюда попали, ее вовсе не беспокоило. Вильму мало по-настоящему что-то волновало. Уже давно. Она просто любила эти конфеты, а еще твердо знала, что некоторые вещи должны родиться и умереть лишь прохладными лесными тайнами.

И только рыбы темного озера с большими грустными глазами знали, чье угощение так любит Вильма после купания в ледяной воде в образе самого могучего дерева всех времен.

Утром она покидала свой сон и через час забывала его. Растворяла в кофе все, что помнила о нем, кроме образа странных рыб.

Их память – ее слезы. Или наоборот…

Маленький Тишек сегодня с самого утра сильно нервничает.

Птицы с шумом взлетают с подоконника навстречу холодным, пустым небесам. Тишек пугается, но не отходит от окошка.

Он не понимает, что же такое интересное и странное прицепил холодный ноябрьский ветер на ветви могучего дерева, что уже сто лет стоит напротив ветхого домика его доброго дедушки Феноуша.

Пока дедушка доваривает себе и внуку вкусную уху, щедро приправляя ее лавровым листом и перцем, Тишек стоит у окошка и через мутную огромную лупу со старинной металлической ручкой старается рассмотреть непонятную деталь, застрявшую в листве дерева, у самой его вершины.

Мальчик видит, что это «что-то» клюквенного оттенка, мягкое и похожее на сдувшуюся шину от велосипеда. Примерно такого велосипеда, на котором он однажды катался в городе. Это было в тот самый день, когда к ним приезжал папа и возил Тишека гулять на ярмарку. В тот чудесный летний день вкусного сливочного мороженого и новых маленьких самолетиков из синего пластилина…

Прищурив сначала один глаз, потом – другой, Тишек понимает, что «штуковина» вовсе не от велосипеда. Ветер ведь не так силен, чтобы закинуть целую шину почти на макушку большого дуба. А еще мальчик вспоминает, что в их деревне ни у кого таких велосипедов не было, и что эта штука, все-таки, больше похожа на маленький обруч.

Тишек знает, что обруч, который раз в пять больше той странной ерунды, висящей на дереве, крутит во дворе своего дома соседка Тилла каждую среду. Пышка Тилла хочет быть стройной и похожей на тех женщин, что позируют в узких жакетах на страницах модных журналов о вязании.

Тишек подмечает, что уж больно бесформенный тот предмет на дереве для того, чтобы быть обручем. Нет, это не он. Точно, не он! Не обруч это, и даже не половина от него.

– Любознательный заяц, иди скорей обедать. Все уже готово, – весело зовет дедушка Феноуш своего маленького Тишека.

– Иду-иду уже!

***

После обеда и небольшого отдыха за любимой их с Тишеком книгой о приключениях шаловливого лисенка Фарло дедушка спросил маленького внука, не нужна ли ему помощь с этой «штуковиной» на дереве.

– Достанешь мне ее, дедушка? Сможешь?

– Пойдем за лестницей, Тишек-любопытный заяц.

– Ура! Идем быстрей.

Через полчаса дедушка Феноуш добрался почти до верхушки дуба, да только Тишек не в силах был удержать падающую стремянку…

***

Марвин снова проснулся среди ночи, не понимая, что происходит, почему уже в четвертый раз за июль ему снится один и тот же сон про совершенно неизвестных ему людей – грустная история про дедушку Феноуша и его любопытного внука Тишека.

Кто они?

Марвин босиком вошел на кухню и в три глотка выпил небольшой стакан воды. Потом осторожно проверил, не проснулась ли их с Пией дочь. Убедившись, что все в порядке, он произнес про себя с детства успокаивающую бабушкину поговорку: «Город замер, город спит – ничего не говорит». Она всегда говорила ее, поглаживая по спинке маленького Марвина, когда он просыпался от очередного ночного кошмара.

Марвин вернулся в спальню, обнял жену и почти сразу крепко уснул. Он проспал до обеда… до самой верхушки могучего дуба, на которой висела непонятная красная «штука», похожая на шину старого велосипеда.

Не страшно помнить тех, кого никогда не знал; страшно – обратное.

Ирма с детства была странным ребенком с огненными волосами: не очень ласковым, не слишком сострадающим.

Девочка знала это о себе, но ее это мало заботило. Ей почему-то не хотелось наиграно проявлять доброту и нежность, как делали другие дети в том маленьком, холодном городке, жители которого давно забыли, что такое настоящая любовь.