Роман Орлов - Последний воин духа

Джону казалось, что весь мир восстал против него. Он чувствовал, что стоит один посреди огромного снежного поля и вокруг хлопьями падает тяжёлый липкий снег , постепенно засыпая его с головой. И вот ещё чуть-чуть, и ему уже никогда и ни за что не вырваться из этих мёртвых объятий леденящего ужаса.

Но всё это были ещё «цветочки» по сравнению с тем, с чем Джону пришлось столкнуться в дальнейшем, а точнее в недалёком будущем. Находясь ещё в той прекрасной поре юности, когда человек практически не обременён знанием социума, с непреложными законами которого каждому рано или поздно приходится знакомиться и уживаться, он находил успокоение в мире детских увлечений и удивительных открытий. Он мог до позднего вечера рассматривать марки в своём альбоме, не обращая внимания ни на кого и даже не спускаясь в гостиную к традиционному английскому ужину у камина в девять часов, после которого ему полагалось ложиться спать. Когда мать заходила к нему и укладывала «на боковую», выключая свет и убирая марки, Джон делал вид, что засыпает. Но как только во всём доме гасили свет, он хватал свой ручной телескоп, выскальзывал на балкон и часами, дрожа от холода, наблюдал за ночным небом, поражаясь величественному свету далёких звёзд и бесконечной множественности раскрывающихся перед ним бессчётных миров. Джон заворожённо следил за перемещением светил и планет, давая всему свои названия. Это был мир его детских грёз, собственный мир Джона Шелтона. И только в эти тихие ночные часы с телескопом в руках Джон мог полностью расслабиться и почувствовать себя без толстой железной брони и сложных заградительных сооружений, которые он настраивал вокруг себя, соприкасаясь с людьми и окружающим миром. Так он и жил, находя единственную радость и утешение в своих полуночных бдениях. Джон потом ещё долго будет вспоминать это время как самое счастливое и умиротворённое в своей жизни. Но ничто хорошее, к сожалению, не долговечно. И Джону вскоре пришлось испытать это на себе в полной мере.

Это случилось после того, как однажды утром его мама нашла Джона сладко сопящим под пледом на балконе, и телескоп рядом. Отец устроил Джону беседу на повышенных тонах, а потом попросту выпорол его ремнём, а телескоп спрятал в шкафу и запер на замок. Для Джона это был большой удар. Тут он впервые в жизни столкнулся с насилием, причём в одном из самых низких его проявлений: когда сильный бьёт слабого, потому как считает, что он, сильный, прав. Весь так нежно оберегаемый и лелеемый Джоном мир вдруг взорвался дикой головной болью и великим множеством бесформенных осколков, разлетающихся по всей вселенной. С того момента Джон окончательно замкнулся и стал ещё более нелюдимым. Он даже почти не общался с родителями.

В то время, как отец спокойно считал, что всё это временное и скоро пройдёт, мать, Джона, Лесли, первая почувствовала неладное.

– Фред, может, тебе не стоило так жестоко с Джоном?.. Ведь психику ребёнка очень легко травмировать, – частенько причитала она, когда они с Фредом ложились спать.

– Да ладно, Лесли, успокойся. Дедовский метод воспитания – всегда самый действенный, – и Фред отворачивался к стенке и начинал храпеть.

Но время шло, а Джон всё оставался таким же. Потихоньку и Фред начал беспокоиться о сыне. Теперь они уже вдвоём с Лесли, запираясь в их спальне на ночь, доставали толстые справочники по воспитанию детей и подолгу рассматривали различные картинки и диаграммы с графиками, где каждому возрасту ребёнка соответствовал среднестатистический уровень развития. В этих двух головах, отупевших после долгих лет супружеской жизни и окончательно засушенных парой высших образований, просто не могло уложиться, что их Джон давно уже перерос все эти безликие «графики» из этих бутафорских «пособий по воспитанию», а то и попросту находился вне их. Но его родители этого понять не могли, не умели, а может статься, и вовсе не хотели. Вначале они сваливали всё на неважную экологию, потом на некачественные продукты, потому что где-то вычитали, что ребёнку в первую очередь нужны необходимые витамины и здоровая пища. В конце концов они сошлись на мнении, что во всей этой джоновской меланхолии и апатии виновата смена сезонов – а тогда как раз наступала осень, и погода стояла ветреная и очень промозглая: на улице лужи, слякоть и мокрый снег с ветром вперемешку. На этом родители и успокоились. Но «смена сезонов» закончилась, выпал первый снежок, ударил морозец, а Джон всё оставался в уже привычном ему состоянии, т.е. ни капельки не изменился. Тут-то родители и забеспокоились, причём гораздо серьёзнее, чем раньше. После долгих совещаний, в которых, в частности, вносилось предложение об обследовании Джона психологом (со стороны мамы, единогласно отклонено папой), Фред, наконец, вынес окончательный вердикт:

– Какие ещё, к чёрту, психологи?! Ты думаешь, о чём ты говоришь, Лесли? Я сам с ним поговорю, я что, не отец, а? Или ты хочешь сказать, что я – плохой отец? А?! Нет, ну уж всё, решено. Как бы там ни было, но говорить с ним буду сначала я , и баста!..

– Ну хорошо, хорошо, Фред, – успокаивала его Лесли. – Чего ты так взъелся? Я ж не виновата, что Джон такой!.. Но только ты… прошу тебя, будь с ним поласковей всё-таки, окей?!..

– Да, да, ну естественно… а то ты скажешь тоже – психологи. Ты представляешь, что о нас потом соседи говорить будут? «Вон Шелтоны-то своего малыша уже по психологам таскают, мы всегда знали, что они – ненормальные какие-то… бедный мальчик… какие родители ему достались…» Лесли, ты же этого не хочешь?!

– Фред… – Лесли роняла голову к нему на плечо и начинала тихонько всхлипывать. Фред тут же смягчался, гладил жену по голове и говорил:

– Ну, ну, дорогая… всё образуется… ведь ты же знаешь, что бог ни делает, всё к лучшему…

Джон же, наоборот, чувствовал, что всё, что бог ни делает – всё к худшему. И поэтому он тихо радовался, когда видел натянутые словно маски рожи родителей за обеденным столом, весь этот неестественный тон разговора и их поведение. Он подозревал, что они там втайне что-то замышляют, и поэтому не сильно удивился, когда однажды отец завалился к нему в комнату со словами:

– Приветик, Джон. Я тут давно хотел с тобой поговорить…

– Здравствуй, папа. – И Джон с большим трудом выдавил из себя подобие улыбки.

– Джон, мы с мамой… – «ну давай же уверенней, Фред, это же твой сын», – говорил себе Фред, – мы с мамой в последнее время заметили, что ты стал какой-то… необщительный… не случилось ли чего, Джон?

– Нет, нет, у меня всё хорошо, – говорил Джон, а сам про себя думал: «только заметили… да вам впору мягкие контактные линзы примерять, ребята… передайте привет Броуд-Стрит…» 2 2 Give My Regards to Broad Street, 1984 – название кинофильма с Полом МакКартни.