Борис Жук - Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым

Мне катастрофически не хватало самовыражения. Но и своё место в мире я понимал хорошо – дети слабы, за них всё решают родители. Свобода открывается только в Мире Взрослых. Там можно всё. Даже носить удобные и просторные «семейные» трусы, как у папы, вместо колготок.

А путь в Мир Взрослых лежит через получение образования. Иначе никак.

Благодаря преимущественно домашнему образу жизни в школу я пошёл подготовленным, уже отчасти умея читать, считать и даже различая английские буквы.

Проверку на наличие музыкального слуха при поступлении я не прошёл. Это было очень обидно – я просто не понял, что от меня хотят: повторить ритмический рисунок хлопков или просто похлопать в ладоши. А напеть мелодию срывающимся от волнения голосом в присутствии мамы и странной тётки уж точно было нереально с первой попытки.

Во время первого звонка я заплакал. Сказалось волнение и предчувствие того, что впереди что-то незнакомое, коллективное, долгое, занудное и обязательное. И назад дороги нет. Помню, как стоявшая рядом девочка с какой-то сыпью на лице посмотрела на меня с удивлением. Я только пожал плечами в ответ: такой уж я человек, ничего не могу с собой поделать.

Сев за парту, я первым делом достал карандаши и, слюнявя их, раскрасил ногти разными цветами. Хоть какая-то радость. На меня немедленно «донесли» учительнице, и она отправила меня в туалет мыть руки. Снова стало обидно. Во-первых, я ведь только-только закончил своё «произведение», а во-вторых стало ясно, что самодеятельность здесь не любят.

Я не умел многого из того, что умели мои сверстники. Например, подтягиваться на турнике и играть в шашки. А ещё заправлять постель после тихого часа (первый класс был на базе детского сада, с группой продлённого дня), но с этим мне добровольно помогал самый сильный мальчишка в классе.

Однако самым страшным и позорным было то, что я писался во сне. Во время тихого часа я изо всех сил старался не спать, а считал про себя от одного до бесконечности. Иногда доходил до трёх тысяч. Дважды я всё-таки засыпал и делал своё мокрое дело. К счастью, воспитатели относились к этому с пониманием, спокойно меняли бельё и отправляли переодеваться.

Потом мать отвела меня к какому-то бородатому православному (судя по атрибутике) целителю, который совершил ритуал: усадил меня на табурет в окружении икон и ходил кругами, что-то нашёптывая. После этого писаться я перестал. Хотя факт посещения целителя родители до сих пор отрицают.

Моя первая учительница была, что называется, строгой, но справедливой. Её манера преподавания мне нравилась, а я сразу стал её любимчиком.

Мама очень хотела, чтобы я был отличником. Да, что там «очень» – она люто, БЕШЕНО этого хотела. Мать каждый вечер лично контролировала безукоризненность выполнения домашней работы. В ход шли и крики, и подзатыльники, и затирание описок лезвием, и переписывание целых листов по несколько раз начисто… Ребёнок ДОЛЖЕН был быть идеальным.

Мне было страшно. Отвратительно и ужасающе непонятно, как крючки в тетрадке превращают самого близкого мне человека в монстра, который почти готов меня уничтожить. Это было колоссальным стрессом. Всё внутри бурлило, руки тряслись. Стоило только матери ослабить железную хватку хотя бы на минуту, как я, будто нарочно, начинал делать совершенно сюрреалистические ошибки: описки, лишние «крючки» у букв и прочее.

А однажды и вовсе вписал в сетку кроссворда подходящие по количеству букв слова «из головы», не обратив внимания на картинки со зверушками, названия которых там, как полагали авторы учебника, должны быть. Вместо «белка» оказалась «кишка»… Мать была в ярости, заставила заклеивать каждую клеточку кроссворда белым квадратиком и вписывать правильные слова.

Оказалось, чтобы попасть в Мир Взрослых надо научиться быть Хорошим, и я старался им быть. В то время как росла ненависть к матери, а желание, чтобы поскорее закончился урок, день, четверть, год, становилось основным. Скорее бы закончить школу, стать взрослым и обрести Свободу.

Дальнейшие школьные годы окутаны серой пеленой. Один день похож на другой. Это пасмурный день. Утром я нехотя просыпаюсь – валяться и потягиваться некогда. Не делаю зарядку, из-за чего ощущение приятной тянущей ломоты сопровождает меня почти весь день. Ем завтрак – там что-нибудь жареное. Запиваю чаем, заваренным несколько раз. Всё это под гомон радио, скороговоркой вливающего в уши новости про визиты политиков и намолоты с гектара. И традиционное: «Бе-е-елая ру-у-усь ты май-й-я-а-а!» За окном наблюдаю прохожих и проезжающие машины сквозь ветви деревьев.

Школа рядом – идти в неё можно через двор или по дороге. На дороге больше шанс встретить знакомых, и я выбираю как идти в зависимости от настроения. Чаще – через двор, там безлюднее.

В школе ловлю ворон на уроках. Как будто гляжу в окно на серое небо даже тогда, когда смотрю на доску. Изо всех сил уклоняюсь от ответов и любой ответственности. На рисовании и английском мне нравится. Остальные предметы в разной степени вызывают стресс и внутреннее отторжение. На переменах бессмысленно сижу, брожу или с кем-то болтаю. Иногда – втягиваюсь в какие-то авантюры, типа успеть сбегать в магазин за чем-то. В подвижные игры не играю. Я здесь – инопланетянин.

Уроки окончены – иду домой. С чувством освобождения. И, если получена плохая отметка, то с комом в горле, придумывая объяснения и осознавая их бессмысленность перед лицом маминой строгости. Порой мечтаю, чтобы мама задержалась или куда-нибудь исчезла хотя бы на время. Или совсем.

Дорога домой кажется приятнее дороги в школу, портфель – легче.

Дома разогреваю жирный суп. Ем, глядя в то же окно с ветками и машинами. Телевизор, магнитофон, магазин, игры, иногда хожу в гости к однокласснику…

К приходу родителей я уже прилежно делаю домашнее задание. Иногда растягиваю процесс, рисую что-нибудь на бумаге, которой застлан стол. Люблю рисовать.

После отправляюсь на кухню помогать маме. Чищу овощи, мелко крошу лук, мою посуду. По радио – поздравления юбиляров с просьбами «передать хорошую песню».

Посуда гремит на полках, когда соседи сверху лихо отплясывают, распевая пьяным хором народные песни под гармонь. Голова раскалывается. Ненавижу фольклор. Вечер – телевизор. Чистить зубы, писять, спать. Родители иногда смотрят телевизор допоздна – его звук за стенкой мешает уснуть.

По выходным радио транслирует прямой эфир католического богослужения, хор голосов многократно напоминает о какой-то «великой вине». Смотрим долгожданные диснеевские мультики, идём на рынок за продуктами на неделю, убираем квартиру: ходим с братом выбивать ковры, протираем пыль с мебели и моем пол в своей комнате. Каждый раз возникает протест – долго, нудно, а ещё не так уж и грязно! Но надо.