Виктор Кротов - Государство чувств. Ориентирование во внутреннем мире

«В то время как мы думаем, что „мы“ жалуемся на одну страсть, это, в сущности, жалуется одна страсть на другую».

Вместе с тем в сознании могут происходить не только столкновения отдельных чувств, но и конфликт того или иного чувства с некоторым волевым усилием, с объединённым побуждением нескольких главных чувств. Тогда можно действительно сказать, что «мы» противостоим или уступаем своей страсти. Этот конфликт «чувство – душа» во многом подобен конфликту «личность – государство». Разница лишь в том, что государство чувств обладает подлинной самоценностью, а государство граждан – весьма условной.

Вопрос государственного устройства души – это в первую очередь вопрос преобладания одних чувств над другими.

«Господствующая страсть – это судья, наделённый властью совершать правосудие. Она уверенно проникает в ум, располагает в нём свои предрассудки и хочет, чтобы её считали единственной собственницей этого места».

Кроме деспотии, главенства одного чувства над другими, существуют также и олигархические, и демократические, и анархические структуры сознания. Разнообразие душевных складов не только не уступает разнообразию всех существующих и существовавших форм государственного правления, но и намного превосходит его по вариациям и оттенкам – настолько же, насколько число людей превосходит число государств.

Одним из наиболее общих, наиболее специфических чувств – но всего лишь одним из чувств! – является логика : чувство правильности, последовательности, связности мыслей, суждений или действий.

Мыслить логически , с точки зрения конкретного человека, – значит высказывать суждения таким образом, чтобы их содержание и взаимосоответствие удовлетворяли логическому чувству этого человека. Только относительная межчеловеческая общность этого чувства, оценивающего непротиворечивость идей и закономерность явлений, привела к выделению логики из прочих чувств, к присвоению ей пышных титулов «разума», «рассудка», «ума» и так далее.

Порывшись в словарях, находишь весьма однородные определения логики: «наука здравомыслия, наука правильно рассуждать», «правила, которым должно следовать мышление для достижения истины», «разумность, правильность умозаключений», «наука о приемлемых способах рассуждения»… Всё это довольно точно отражает принятое словоупотребление. Наверно поэтому нигде не оговаривается, с чьей же точки зрения «правильно», «истинно», «разумно», «приемлемо».

Людей до сих пор слишком опьяняет сходство между ними в чувстве логики – сходство, действительно, особенное по сравнению с гораздо более эпизодической и условной похожестью других чувств. Благодаря этому сходству возникла наука вообще и наука логики в частности. Но именно при углублении в науку логики всё явственнее проступают различия в логике между людьми, всё определённее становится индивидуально-чувственная подоплёка человеческой логики.

Чувство логики похоже на любое другое чувство – скажем, на чувство прекрасного. Мы чувствуем, что это логично или красиво, – а почему? Потому что чувствуем.

Если чувство прекрасного ещё можно попытаться объяснять логически (связь пропорций с физиологией организма и другие предположительные изыскания), то чувство логичности бессмысленно подвергать логической интерпретации. В лучшем случае объяснение будет сочтено логичным – а почему?..

Понятие «разум» часто оказывается как бы слепленным из двух представлений – из представления о чувстве логики и представления о сущности человеческого сознания, то есть об итоговой на данный момент мысли, объединяющей голоса всех чувств в соответствии с силой каждого из них. Но всё-таки разум – это нечто совсем другое.

То, что чувство логики – лишь одно из чувств, относящихся к определённого рода ощущениям, что оно не является неким объемлющим все ощущения «умом», особенно ясно видно в тех ситуациях, когда между людьми устанавливается общность на основе какого-нибудь другого чувства.

«Ведь если люди станут безумствовать по одному образцу и форме, они достаточно хорошо могут придти к согласию между собой».

Люди, которых роднит щегольство, сочтут по-своему «логичным», что платье надо перешить, потому что его фасон изчез из модных журналов. У филателистов существует сложная «логика» обмена марками, которую трудно понять непосвящённому. Есть своя «логика» у патриотов, у влюблённых, у верующих.

Кавычки над словом «логика» – не ирония, а лишь знак применения не совсем подходящего к случаю слова. Можно сказать «язык» (хотя и здесь будет своя неточность). Как чувство логики обладает своим собственным языком, так имеют свои языки и другие чувства – от любви к нарядам до религиозной веры. И далеко не всегда язык логики способен возобладать над прочими языками.

«Неужели вы считаете, что то, из-за чего люди способны сходить с ума, менее реально или менее истинно, чем всё то, к чему они подходят в полном разуме?»

Можно попробовать не выделять единую Логику (напишем её здесь с большой буквы) как самостоятельное чувство, можно раздробить её на кусочки и полагать, что «каждое чувство повинуется своей собственной логике и делает выводы, на которые способна только его логика» (Джеймс). Это совсем неплохо, если мы можем проследить за такими логическими элементами в каждом отдельном чувстве, если мы можем основательно поразмыслить о «логике любви», «логике веры», «логике долга» и пр.

Однако, во-первых, подобные локальные логики окажутся слишком индивидуальны – основное свойство Логики, общность, будет подвергнуто разрушению. Во-вторых, проникнуть в глубину достаточно цельного чувства не так легко. Любую свою частицу оно окрашивает присущим ему особым цветом, в котором теряются иные оттенки. В-третьих, при разделе неминуемо остаётся некая «логика логики», не относимая ни к какому иному чувству, – и вся затея оказывается тщетной.

Попытки преодолеть тот или иной устоявшийся подход к душевному устройству человека редко приводят к решительному пересмотру общепринятых понятий. Зато почти всегда такие попытки содействуют объёмности представлений с объективной точки зрения и могут привести кого-то к удачным субъективным находкам.

Если не замыкаться на аналогии с государством, можно изобразить сознание и как своего рода зверинец или (для большей пространственной сосредоточенности) аквариум. Там плавают рыбки-чувства, и для них откуда-то сыплется ежедневный (и еженощный) корм: события, сведения, впечатления.