Давид Монтеагудо - Конец

— Может быть… может быть, и вообще больше никто не исчезнет, — говорит Ньевес, обращаясь к Ампаро.

— Да брось ты хоть сейчас-то об этом думать, — отвечает Ампаро, — радуйся воде — и точка.

Уго смотрит на женщин молча, прищурившись. Он развалился на стуле, одной рукой держит сигарету, другой поправляет под бермудами причинное место, потом приглаживает волосы на груди, так что оттуда летят в разные стороны капли воды.

— Слава богу, девушки, что вы наконец-то появились, — изрекает он неожиданно, — а то этот тип уже несколько раз пытался меня изнасиловать.

Уго улыбается, хотя ему никто не отвечает. Следом за Ампаро выходит Марибель в цветастом бикини, она идет медленно, и по походке легко догадаться, что на ногах у нее нет живого места. Последней выскакивает стройная и загорелая Мария. Она решительно направляется к бассейну, снимает резинку, стягивающую волосы, встряхивает ими, приближается к бортику и почти без промедления прыгает головой в воду. Уго дергается вперед и даже вытягивает шею, но Мария уже исчезла в фонтане брызг. Она довольно долго плывет под водой, описывая дугу, которая приводит ее к одному из бортиков.

Взбаламученная вода искажает очертания тела, оно трепещет и дробится, словно смуглая кожа, черная ткань купальника и струящиеся волосы вот-вот расщепятся на подвижные пятна. Но тут Мария выныривает на поверхность, хватается за бортик, и фигура ее вновь делается вполне четкой и материальной.

— У кого есть шампунь? — спрашивает она, быстро крутя головой и встряхивая мокрыми волосами.

— С этим лучше повременить, — говорит Хинес, — а то запачкаем мыльной пеной воду, прежде чем…

— Вот именно, — тотчас вставляет Уго, — пусть грязь, которая на нас накопилась, сперва как следует размокнет… Слава богу, бассейн большой.

— Посмотрите-ка, — Ампаро заглядывает через бортик, — времени прошло всего ничего… а вон уж сколько листьев и… всяких мертвых букашек…

— Вода ведь не обновляется, — поясняет Хинес. — Когда в бассейне все работает как надо, идет постоянная очистка воды.

— Давайте поищем сетку, — предлагает Ньевес, оглядываясь по сторонам. — Она обязательно должна быть где-то здесь — такая сетка на длинной палке.

— Вряд ли стоит терять время, — пытается образумить ее Хинес.

— А вода не такая уж и холодная. — Ампаро опускает одну ногу в бассейн.

— Вообще-то было бы лучше, будь она похолоднее, — говорит Хинес.

— Почему?

— Это бы значило, что ее не очень давно меняли.

После недолгих колебаний Ньевес решилась наконец повесить полотенце на кран одного из бездействующих сейчас душей. Уго внимательно следит за каждым ее движением — молча, держа руку с зажженной сигаретой перед самым своим лицом. Тело Ньевес, несмотря на явное приближение к рубенсовским формам, сохранило изначальную схожесть с амфорой и даже, можно сказать, классические пропорции.

— Эй, радость моя… У тебя там этикетка болтается, — говорит Уго, указывая куда-то сигаретой. — У тебя, у тебя, в розовом бикини.

— Нет там ничего, правда? — спрашивает Ньевес, заводя руку за спину и шаря между лопатками.

— Да нет же, на заднице. Иди-ка сюда, я сам сниму — собственными зубами перегрызу нитку.

— По мне, так я бы подождала, пусть лучше тут плавает мыльная пена… — говорит Ампаро, крепко держась обеими руками за лесенку и по пояс погрузившись в воду.

— Врешь ты все, — никак не может успокоиться Ньевес, — этикетку я уже оторвала. И купальник у меня никакой не розовый… а цвета фуксии.

— Господи! И как же ты только шла? — спрашивает Хинес. Он находится в воде, но руками держится за бортик и, когда приблизилась Марибель, увидел ее ноги, стертые до мяса, покрытые кровавыми мозолями и глубокими отметинами от туфель.

— Какой ужас! — подхватывает Уго.

— Что? А, ноги… — отзывается Марибель равнодушно. — Нет… ничего страшного. Наступает момент, когда ты этого уже не чувствуешь… Когда хочется, чтобы болело, болеть уже перестает.

— А ты что, хотела, чтобы было больно? — спрашивает подплывшая к Хинесу Мария с гримасой недоверия и досады.

Марибель ничего не отвечает. Она направляется к лесенке, по которой только что спустилась Ампаро — та уже плывет, оставляя борозды на поверхности воды. У Марибель тело чувственное, но при всем при том какое-то плоское и лишенное изящества. Прежде ее постоянно видели к блузке, и теперь кажется, что и без того слишком полная шея стала еще короче.

— Знаешь, теперь мы поедем на велосипеде, — говорит Хинес, — и ногам будет гораздо легче, но… не будет все-таки лишним помазать их той мазью, которую нашла…

— Я надену те же туфли, в которых была до сих пор, — не терпящим возражений тоном перебивает его Марибель, — и с ногами ничего делать не стану.

Хинес не находится с ответом. Он растерянно смотрит на Марибель, но потом резко меняет тон и словно бы оживляется.

— Эй, чего вы там! — зовет он весело. — Все — в воду!

Хинес отталкивается ногами от стенки и плывет на спине, расслабившись, закрыв глаза, пока хватает силы толчка, а потом ему приходится опять работать руками. Между тем Марибель опускается в воду с гримасой отвращения, старательно раздвигая руками маленькие желтые продолговатые листочки, плавающие вокруг. А вот Ампаро подшучивает над Ньевес, которая все никак не решается окунуться. Когда Ньевес без видимого энтузиазма подходит к лесенке, Ампаро внезапно обдает ее брызгами, после чего та снова отступает, содрогаясь всем телом. Однако Ньевес при этом смеется.

— Если не будешь брызгаться, я спущусь, — говорит она, очень мелкими шажками приближаясь к воде.

— Да ведь ты все равно уже вся мокрая! Чем дольше будешь раздумывать, тем труднее решиться.

Наконец Ньевес начинает спускаться по лесенке. Тем временем Марибель ныряет и плывет несколько метров под водой — возможно, чтобы избежать соприкосновения с сухими листьями и мертвыми насекомыми, покрывающими поверхность бассейна.

— А мне знаете что пришло в голову? — неожиданно говорит Уго. — Шестеро на велосипедах — и после купания… Прямо «Синее лето»! [16] Намек на испанский сериал «Синее лето».

Шутка вызывает у кого-то смех, у кого-то — сдержанную улыбку, хотя и не менее искреннюю.

— Ага… А ты у нас, конечно, Пиранья? — говорит Ампаро.

— Скорее Осьминог, — уточняет Ньевес.

— Не знаю, — Марибель цепляется за перила лесенки, — как вы еще можете смеяться…

— Слушайте, — вставляет Уго, — а я вот сейчас вспомнил один анекдот про «Синее лето»…

— Про карлика? — спрашивает Ампаро. — Это очень старый анекдот, а если вздумаешь рассказать до самого конца…

— Да пошла ты!..

Мария вылезает из воды, ловко перемахнув через бортик, и начинает скручивать волосы, чтобы отжать воду, которая бежит с них ручьями. Она все еще улыбается последним шуткам. Смуглое, упругое тело, едва прикрытое тоненькими полосками черной ткани, татуировка на бедре, густая копна вьющихся волос — кажется, будто в крови ее есть небольшая примесь другой расы. Все разом примолкают, и за этим молчанием кроются восхищение, любопытство и зависть. Хинес — единственный, кто не смотрит на Марию, так как стоит к ней спиной. Уго прерывает молчание, обращаясь к девушке.