Пенелопа Лайвли - Чтоб не распалось время

— Так, надо отнести чемоданы наверх, — скомандовала мама. — Ты идешь?

— Сейчас.

Мария задвинула ящичек, решив оставить окаменелости на потом. Залезла на кровать и подпрыгнула. Кровать оказалась бугристой, но уютной. Большой комод был пуст и пах нафталином. Она подошла к окну и выглянула в сад. Там, в глубине, росло громадное темное дерево (как она его раньше не заметила?), старое мощное дерево, не такое, как другие, обычные — их сразу узнаешь — вон они, раскачиваются и дрожат на морском ветру. Казалось, сад прилепился на холме, как будто завис над морем — дикий, неухоженный, почти без цветов. Однако деревья и кустарник манили. Вот уж где можно полазать.

В комнату проскользнул кот, от неожиданности Мария подпрыгнула и наткнулась на маленький столик. Какая-то безделушка свалилась на пол. Она подняла ее, виновато обнаружила, что отбился край, и поставила обратно на место.

— Дура, — брякнул кот.

— Что?

— Я сказал: дура. Надеешься, тебе это сойдет с рук?

— Может быть, — ответила Мария.

Кот зевнул.

— Может быть, а может быть, и нет, — передразнил он и изящно лизнул лапку, сидя в пятне солнечного света.

— Надо заметить, здесь очень приятная викторианская атмосфера.

— Все для вас, — отозвался кот.

— А где качели? — спросила Мария.

— Нет тут никаких качелей.

— Я же слышала, как они скрипят.

— Не веришь — не надо, — отрезал кот. — Сама увидишь.

Он покосился на нее из-под полуопущенных век и продолжал:

— И не вздумай меня тискать. Я этого не выношу. Предыдущая компания все время меня гладила, трепала: «Ты наш хороший. Ты наш дорогой». Уф-ф!

— Я не люблю кошек, — сказала Мария.

— А я не в восторге от детей. Сколько тебе лет? Девять?

— Одиннадцать, — холодно ответила Мария.

— Небольшого росточка, верно?

— А что, я виновата?

— И вообще — не производишь впечатления. Так, серая мышка. То ли дело твоя соседка Каролина и две ее сестрички. Вечно они носятся, смеются, толкаются. А какие у нее длинные белые волосы!

— Откуда ты знаешь про Каролину? — спросила Мария.

Кот тщательно осмотрел свою лапку и потянулся.

— Твоя мать хорошо готовит?

— Очень, — ответила Мария.

— Щедрые порции, куча объедков. В таком духе?

— Думаю, ты будешь доволен.

— Отлично! — обрадовался кот, — а то прошлая неделя была жидковата. Семья большая. Только и просят добавки.

Маленькое потомство куда как лучше.

Он задумчиво оглядел Марию:

— Или ты не согласна?

— Откуда я знаю? Я сама одна. Они и меня-то не хотели. Мама однажды сказала об этом своей подруге — я слышала. А теперь рады.

— Ничего себе! Воображаю, — протянул кот, но так, будто его не убедили. — Ну ладно, еще увидимся.

Он вышел из комнаты ленивой походкой и спустился по лестнице, элегантно виляя хвостом.

Теперь, когда повсюду распространились их вещи: на столиках в гостиной — книги в мягких обложках, на кухне — зелень, в холле — пальто, — сильная личность дома слегка растворилась. Он стал чуть более покладистым, словно уже немного принадлежал им и не был просто сам по себе. Они пообедали на кухне — столовая еще не впускала, по крайней мере с холодными пирогами со свининой и салатом. Вошел кот и терся о ноги мистера Фостера, пока не получил объедки. Прихлебатель, молча заклеймила его Мария, лизоблюд… Кот злобно глянул на нее и улегся спать возле плиты.

Последние жильцы оставили по себе след в виде полупустых коробок с хлопьями на кухонной полке (они были любителями «Хрустящего риса», заметила Мария, только один семейный бунтарь предпочитал «Фростиз»), пластмассовой утки под ванной, лопнувшего воздушного шарика, нескольких комиксов в корзине для бумаг в Марииной комнате, остатков «Лего» у дивана в гостиной и разбитого самосвала за плитой. Миссис Фостер смела все богатство и выбросила в мусорное ведро. Марии стало жаль: глядя на эти останки, она пыталась представить себе невидимую семью. Похоже, в ней были и девочки и мальчики, все разного возраста. Наверное, в доме на прошлой неделе здорово шумели, подумала она. А сейчас, после обеда, стало очень тихо — мама мыла посуду, отец читал газету, а она стояла и глядела в сад.

— Пойдем посмотрим пляж?

— С удовольствием, — ответила Мария.

Пляж находился в двух милях от города. Мария сразу его оценила — ведь у нее за плечами уже имелся пляжный опыт нескольких сезонов. Во-первых, он был непритязательный: цепочка пляжных кабинок — вот, пожалуй, и все его оборудование. У автостоянки кучки людей покрывали берег довольно густо, а дальше, в обе стороны, пляжные кабинки встречались все реже, и пляж становился менее суматошным — разве что собака или ребенок бегали по краю воды или какая семья стояла лагерем под утесом.

Утесы-то и привлекли ее внимание. Они тоже были без больших претензий — не чета скалистому величию Корнуолла или Уэльса. Необъяснимо, но они казались мягкими, а не твердыми. Их сланцевый синевато-серый цвет так гармонировал с облачным небом, что море, из молочно-зеленого ставшее бледно-бирюзовым, лежало, как цветная лента между серыми утесами, яркой галькой пляжа и серым небом. И все же Мария заметила, как цвет меняется от подножия к вершине. Вершины венчал золотисто-коричневый пласт с зеленью на макушке. И там, где трава и деревья так зримо съезжали вниз зеленым языком, эти три цвета мешались и путались. Она стояла и завороженно глядела на чудный предел, где, грациозно соскальзывая в море, кончается не только Дорсет, но и вся Англия.

— Давайте здесь, — предложила миссис Фостер.

Они расстелили подстилку и сели.

Вскоре Мария обнаружила, что сидят они не на серо-голубой каменной плите, а на чем-то другом, большем.

И вообще, это был не камень, а твердая сухая глина. Она лениво поковыряла ее, и кусочек распался у нее под пальцами. Потом легла на живот и стала приглядываться, ее лицо было в нескольких дюймах над землей, и вдруг земля ожила прямо на глазах. Там, на глине, Мария увидела изощренные каракули — витки и спирали маленьких раковин. Она их узнала — точно такие же хранились в ящичке миниатюрного комода в ее комнате в глубине дома. Только эти были мельче, некоторые не больше дюйма, но какие совершенные края и изгибы! Она ухватила одну за краешек, и та рассыпалась в пальцах голубой пылью, но внизу под ней лежала другая, и еще и еще. Земля источала окаменелые призраки.

— Смотрите, — позвала Мария.

— Окаменелости, — откликнулась мама. — Аммониты.

Это побережье славится окаменелостями. Можешь их пособирать.

Она легла на спину, положив голову на бугорок из свитеров, и перевернула страницу.

Не, больше я не хочу их портить, подумала Мария. Они такие славные. Они пролежали здесь миллионы лет, и глупо посвятить эту пятницу выкапыванию и ломанию. Вот если бы я умела хорошо рисовать, я бы их нарисовала.