Пенелопа Лайвли - Чтоб не распалось время

Наконец все спустились и увидели обещанный пляж. С первого взгляда он мало чем отличался от любого другого пляжа, разве что своей безлюдностью, как опять-таки было обещано. А так — стоило ли и совершать столь долгий и трудный путь из-за ничтожной перемены пейзажа, прочитала Мария на лице миссис Фостер.

Сразу же возникла масса дел. Насобирать для костра прибитых к берегу бревен, соорудить очаг из камней с щитом от ветра, развести и поддерживать огонь, начать готовить. У Люкасов на это ушла масса времени и споров. Миссис Фостер, привыкшая обедать ровно в час, с досадой смотрела, как стрелки ее часов ползут к трем. Мария бродила вокруг, собирая все, что горит, — от водорослей до мусора, катающегося по гальке. Остальные пререкались — правда, не громче обычного, — кому что делать и есть. Мамы решали, что готовить, и готовили. Мистер Фостер стоял у костра и пытался не подпускать детей к огню. Мария почувствовала себя очень отстраненно: вот уже несколько часов она ни с кем не разговаривала, но никто, кажется, по ней и не скучал, кроме Мартина, который один раз нежно спросил: «Тебе что, плохо?» Она помотала головой и сделала вид, что сосредоточенно разбивает прогнивший деревянный ящик.

Она и правда чувствовала себя как-то странно. Не больной, но как на иголках. У нее дрожали коленки (хотя такое бывает после долгого крутого спуска). Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое и не приставали со своей помощью, пока она разламывает ящик. Она села спиной к морю — подернувшаяся рябью серая поверхность наводила на нее еще большую тревогу — и посмотрела на утес, по которому они только что спустились. Но утес, поросший раскачивающимися деревьями, был так же изменчив, как и море. Он казался прочным лишь там, где проглядывала голая скала или земля, не покрытая кустами и деревьями. А деревья там были очень старые, древние. Теперь она это знала. Громадные деревья. Корни, ползущие из земли, как змеи. Папоротники. Заросли трав. И все растет, растет, подумала она, везде, все время, листья, стебли, цветы, семена… Может случиться что угодно — люди рождаются, умирают, счастливы, несчастны, а им хоть бы что, они знай себе растут. Так она размышляла, и вдруг в ее воображении раздался оглушительный треск лопающихся стручков, потопивший все реальные звуки (крики детей, тарахтение моторной лодки где-то далеко в море, хныканье младшей сестренки Мартина). Пляж, море и утес сделались безвременными — скалы, травы, деревья и вечно голодные чайки. Так могло быть в любом веке — тысячи лет назад или вчера. Или в 1865 году.

— Мария! Хочешь перекусить?

Она подсела к костру, но чисто внешне. Ела сосиску — руками, слышала, как они разговаривают, и смотрела на горячий коварный круг черной золы. Над огнем на два фута в высоту струился и мерцал жар от костра, гладкий как вода, и все по ту сторону костра слегка исказилось: круглое розовое лицо Шарлотты, блаженно жующей отбивную котлету, дрожало и расплывалось. И вот это уже не Шарлотта, а Хэриет. Мария удивленно разглядывала ее, размышляла и все дальше и дальше уносилась от пикника.

Когда она наконец очнулась, уже убирали посуду. Мистер Фостер сидел поодаль и глядел на море. Дети затеяли сложную игру из камешков и кучи водорослей. Только Мартина не было.

— А где Мартин? — спросила она вдруг.

Сначала никто не обратил внимания, потом миссис Люкас рассеянно произнесла:

— В самом деле? Куда он подевался?

— Пошел куда-то один. У него было плохое настроение, — ответила Шарлотта.

— О Господи… — вздохнула миссис Люкас, переворачиваясь на живот и открывая книгу.

Мария начала его искать. Сначала просто оглядела пляж, а потом вскочила и забегала туда-сюда, хотя и понимала, что выглядит глупо, как ненормальная. Она скоро запыхалась, но все без толку. Сердце отчаянно колотилось. На пляже Мартина нет — это ясно. Пляж был небольшой: с одной стороны он заканчивался острыми камнями, с другой — постепенно переходил в поросший кустарником утес, на который даже глядеть страшно.

— Его нигде нет!

Миссис Люкас перевернулась и встала.

— Да, действительно.

— Наш Мартин не пропадет, — отозвалась другая миссис Люкас.

Обе встревожились, но не сильно.

— Ну что ж. Пора собираться домой, — заключил мистер Фостер.

Миссис Фостер начала решительно складывать вещи.

— Он пропал! — вскрикнула Мария так, что все оглянулись (ее голос готов был сорваться — в слезы? В ярость? — трудно сказать).

— Мартин!.. — позвала миссис Люкас.

Она тоже принялась складывать пожитки.

— Сейчас начнется прилив, — сказала Шарлотта. — Может, Мартин зашел вон за те камни. Сильный прилив смывает там весь пляж.

— Перестань, не будь такой паникершей, — обрезала ее мать. — Помоги лучше собрать вон те чашки. Ма-артин…

Море Мария отвергла сразу: прилив не прилив, камни не камни, но там его нет — она знала. Она посмотрела на утес, где слева шел голый скальный обрыв, такой крутой, что ничего на нем не росло; казалось, он может обвалиться от одного взгляда. Окаменелости могли быть только там, если они вообще здесь были. Dapedius, белемниты и черные акульи зубы.

— Он там, наверху, — чуть не плача, вскричала она. — Я знаю, он там.

Все подняли головы.

— О Боже! — воскликнула миссис Люкас. — Надеюсь, его там нет.

— Что с тобой, Мария? — спросил мистер Фостер. — Откуда ты знаешь? Ты видела, как он туда залезал?

Мария только помотала головой и что-то промямлила. Ее всю трясло. Теперь уже все смотрели не на обрыв, а на нее.

— Что с тобой, дорогая? — повторил мистер Фостер. — Наверное, он просто ушел вперед.

— Нет! — выкрикнула Мария. — Он там, над обрывом. Они все там. Вы что, не слышите, как лает собака!

Даже не верилось, что они не слышат, а тупо стоят вокруг нее и ничего не делают, когда там, наверху, где-то в кустах, бедный пес дошел уже до полного безумия, и снова послышался этот кошмарный шум, как будто земля вздыбилась и двинулась с места, и сквозь этот шум донесся крик девочки.

— Хэриет, — прошептала Мария. — Бедная Хэриет…

Она подняла голову и увидела, что утес почему-то гуще покрылся кустами и деревьями, чем минуту назад. И вдруг он весь задрожал, затрясся и рухнул прямо у нее на глазах. И лай маленькой собачонки резко оборвался.

Мария закрыла лицо руками и разрыдалась.

Тут все разом заговорили, стали ее успокаивать, и она услышала, как мать сказала: «…последнее время она стала такая нервная. Я так и думала, что это кончится слезами…» «Пусть ест мой кусок торта к чаю», — разрешила Шарлотта, и еще чей-то возглас: «Вот Мартин, где тебя гоняло?»

— Ну-ну, успокойся, Мария, ничего с ним не случилось, — пробормотал ужасно смущенный мистер Фостер.

Но Мария, оторвав руки от заплаканного лица, воскликнула с мукой в голосе: