Евгений Аллард - Призраки прошлого

Историю про ишака я слышал раз пять. Бесполезное сидение в гримёрке мне осточертело до безумия. Как можно незаметнее я выскользнул из двери и решил прогуляться до сортира. И услышал обрывок разговора Розенштейна и Верхоланцева, который уже смог обрести частично голос, но судя по заплетающемуся языку, был уже хорошо навеселе.

— … сам посуди, ну какая дура уйдёт от такого, как Верстовский к …удаку Мельгунову? Он же пидорас! Пидорас! — услышал я пьяный голос Верхоланцева. — И в прямом и переносном смысле.

— Ну, это в жизни, а в кино — другое дело. Знаешь, сколько у него поклонниц? — ответил Розенштейн. — Они пищат от счастья, когда видят его.

— Какое другое дело, — пробурчал Верхоланцев. — Давай переделаем сценарий. И пусть Верстовский играет главную роль. Пусть Милана к нему вернётся. И останется. Пусть Верстовский убьёт этого говнюка и все делов.

— Дима, ты, когда упьёшься до зелёных чертей, такую феерическую чушь несёшь — уши вянут, — проворчал Розенштейн. — Я тебе разрешил сцены добавить, и будь доволен. Мне и так пришлось объяснять Мельгунову, в чем это он будет ещё играть.

— Слушай, Давидик, меня твой Мельгунов уже затрахал, — очень зло бросил Верхоланцев. — Когда он вылезет, наконец, я его убью, как Иван Грозный своего сына. По башке тресну и привет. Или задушу, как Отелло Дездемону.

— Картину доделай, а потом можешь убивать хоть всю группу, — сказал Розенштейн. — Дима, и я тебе предупреждаю ещё раз — не давай волю Верстовскому, он мне подозрительным кажется. Очень. Сует нос всюду.

— И чего? — пробормотал Верхоланцев.

— Чего-чего! Он может узнать про Северцева!

Я превратился в слух. Затаив дыхание, ждал с адским нетерпением, что ответит режиссёр, как определит свою роль в этой игре? После очень долгой, как мне показалось, паузы, я услышал, наконец, голос Верхоланцева:

— Давидик, что так нервничаешь? Верстовский занят тем, как затащить Милану в постель — больше его ничего не волнует.

— Дима, и ты будешь спокойно на это смотреть?! — воскликнул Розенштейн.

— Я с тебя удивляюсь, Давид. Будто Милана твоя жена, а не моя. Чего ты волнуешься? Верстовского я предупредил. Он не дурак, все понял.

— Иди проспись, — сказал Розенштейн. — Через пару часов будем снимать.

Я услышал шаги и юркнул в туалет. Выбравшись оттуда, я решил прогуляться по коридорам, мне почему-то безумно захотелось увидеть Милану. Зная по прошлому опыту, что заглядывать в закрытые помещения достаточно опасно, я искал скопление народа. Завернув за угол, я наткнулся на импровизированный бар или кафе с квадратными деревянными столиками и стульями с высокой спинкой. Перед стойкой на табурете сидела потрясающе выглядевшая Милана в облегающих стройные ножки бриджах песочного цвета и блузке в крупную бело-синюю клетку, с коротким рукавом. Она мило беседовала с барменом, смазливым молодым человеком с длинными густыми волосами, крупными, блестящими, как маслины глазами, и по-девичьи пухлыми губами. Милана, заметив меня, приветливо улыбнулась и помахала рукой. Я присел рядом.

— Сурен, познакомься, это Олег Верстовский. Заменил Гришу Северцева.

Я поймал себя на злорадной мысли, что миловидную физиономию бармена сильно портит крупный нос с горбинкой и костлявый подбородок.

— Что будете пить? — спросил Сурен.

— Скотч, — улыбнувшись, ответил я, уверенный, что такого здесь отродясь не водилось. — Со льдом.

Но Сурен, глазом не моргнув, достал бутылку, налил в стаканчик, ловким движением бросил туда щипцами прозрачные кубики, и подтолкнул ко мне.

— Олег, опять начинается, — с неодобрением произнесла Милана. — Сейчас ведь работать начнём.

— Я в этом не уверен. Думаю, Мельгунов не приедет вообще.

Милана переглянулась с Суреном и оба загадочно улыбнулись. Я ощутил себя идиотом, поскольку они знали что-то такое, чего не знал я. Милана, видимо, поняла, что я обиделся, сжала мою руку и мягко проговорила:

— Олег, Мельгунов давно приехал. Он просто не выходит пока из гримёрной. Очень занят.

Последнюю фразу она сказала с заметной иронией. Взяла меня за руку и мягко потянула в угол бара. Когда мы присели за столик, Милана, наконец, тихо, с улыбкой объяснила:

— Мельгунов сидит со своим приятелем. Они готовятся, — добавила она, и коротко рассмеялась.

— И почему вся группа должна ждать, когда он соизволит выйти? У меня и без этого дел хватает, пробурчал я.

Милана вдруг пристально взглянула мне в лицо и проговорила:

— Олег, скажи честно, ты ведь не актёр.

— А что, играю хреново? — поинтересовался я, сделав глоток из стаканчика.

Милана вытащила изящным движением тонкую сигарету, я галантно протянул зажигалку. Она сделала затяжку, разогнала дым и объяснила:

— Нет. Не в этом дело. Играешь ты нормально. Вполне. Не гениально, но не выпадаешь. Ведёшь ты себя очень независимо. Будто тебе до фонаря вся эта кутерьма. Слишком раскован, хотя явно не дурак, не рисуешься.

— Да, ты права, я не актёр, — решился сказать я. — Я журналист.

— Ого, какой у тебя будет потрясающий материал, — саркастически проговорила Милана. — Только будь осторожен. По судам затаскают. Не обрадуешься.

— Милана, меня не интересует жизнь бомонда, гламурные приключения, чьи-то приятели и все остальное. Я пишу совсем на другие темы. Занимаюсь паранормальными явлениями — призраками, ведьмами, оборотнями. Я приехал в этот город, чтобы разобраться в одном деле. И съёмки в мои планы не входили.

— Почему же ты согласился?

— Во-первых, чтобы заработать бабла. Ты не будешь меня осуждать? Во-вторых, я хотел узнать кое-что о Северцеве.

— Какое отношение это имеет к твоей работе?

Я наклонился к ней ближе, почти к самому лицу и тихо сказал:

— Я узнал, перед смертью ему являлся призрак женщины. Это ужасно пугало его, поэтому я и остался в группе. Ты что-то знаешь об этом?

Милана отшатнулась и нахмурилась. Резким движением затушила сигарету и вытащила следующую.

— Да, это правда, — произнесла она, наконец. — Гриша признался мне как-то, что его преследует дух.

— Он сказал чей? — живо отреагировал я.

Милана вздохнула и покачала отрицательно головой.

— Он говорил, что с его семьёй связано какое-то родовое проклятие и этот дух послан выполнить свою миссию в отношении его. Он очень боялся.

— Скажи, он не прикладывался сильно к бутылке? — поинтересовался я.

— Ты считаешь, что он сошёл с ума? Нет, он пил, как все. До белой горячки не напивался. Вначале, когда мы приехали сюда, он вёл себя, как обычно. Но потом стал нервничать, исчезать, опаздывать на съёмки.

Я вздохнул, собираясь с мыслями. Я должен был задать этот вопрос, но Милана опередила меня, будто прочитав мои мысли:

— Олег, ты думаешь, что Гриша и я были любовниками? Ты ведь уверен в этом? Да? Так вот это неправда. Мы были только друзьями, очень хорошими. Гриша недавно женился, боготворил Юлю, свою жену. Понимаешь? А ты ведь уверен…