Ульмас Умарбеков - Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)

— Ничего, — Саяра улыбнулась. — Это случайно. Вы очень хорошо танцуете. А в узбекских школах это дело плохо поставлено.

— Если бы я танцевал хорошо, разве наступил бы вам на ногу? Вам не больно?

— Нет, уже прошло. А вы умеете танцевать твист?

— Нет, этого я не умею.

— В Москве танцуют только твист. И в Ленинграде. У меня есть одна пластинка. Завести?

Абдулла кивнул.

Девушка подбежала к радиоле, остановила ее и стала перебирать пластинки, в беспорядке лежащие на столе.

— Куда она запропастилась?

Абдулла стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на Саяру. Да, интересная девушка. Непосредственная, милая. Но Гюльчехра еще милее. Гюльчехра как-то ближе, она ему родная. А он едет от нее в Ленинград. Как Гюльчехре все это объяснить? Да очень просто! Почему только ему это раньше в голову не приходило? Столько времени зря мучился! Он пошлет ей письмо. Да, он будет учиться в Ленинграде. Что из этого? Все дело в том, что никому не известно, приедет Гюльчехра через год в Ташкент или нет. Об этом она и сама не знает. Все зависит от того, как сложатся обстоятельства. Если она сможет вырваться из кишлака, то почему бы ей не поехать учиться вместо Ташкента в Ленинград?! А если не сможет, то не все ли равно, откуда к ней будет приезжать Абдулла на летние каникулы — из Ташкента или из Ленинграда? Гюльчехра должна это понять. Ну а Саяра — что ж, вместе с Саярой они будут учиться в этом новом институте, только и всего. Ведь между ними ничего нет. И быть не может. Во-первых, он любит Гюльчехру, во-вторых, у Саяры может быть свой парень. И даже если нет, то все равно Абдулла ей не нравится. Если бы нравился, она, конечно, обрадовалась бы, когда узнала, что он едет. А то ведь нет.

— Вот, нашла! — сказала наконец Саяра, перебрав чуть не все пластинки. — Это очень хороший твист.

Зазвучала веселая, ритмичная музыка.

— Ну как, нравится?

— Нравится.

— Ну, тогда давайте потанцуем.

— Нет, — ответил, улыбаясь, Абдулла. — Я не умею это танцевать.

— Это легче, чем фокстрот. Смотрите.

Саяра развела руки в сторону, плечики ее вздрогнули… Абдулле пришлось на каком-то вечере увидеть, как танцевали твист. Тогда ему это не понравилось. Теперь же, наблюдая за движениями Саяры, он понял, что в этом танце нет ничего неприятного — наоборот, интересно и даже… красиво. Невольно стал он хлопать в ладоши в такт музыке.

Потом Саяра завела вальс. Тут уж Абдулла показал, на что он способен. Одно удовольствие было танцевать с Саярой. А после вальса — танго, потом снова вальс, фокстрот…

Когда кончился фокстрот, Саяра вдруг спросила:

— А вы не считаете меня легкомысленной?

— Нет, что вы, — ответил поспешно Абдулла. — Я очень рад знакомству с вами.

— И я тоже. Я люблю танцы. И вообще обожаю музыку. Даже когда что-нибудь делаю, слушаю радио. Скажите, а вам нравится опера?

— Какая опера?

— Вообще оперы. Например, «Аида», «Чио-Чио-Сан»…

— Да, — сказал Абдулла. — Недавно я слушал «Кероглы». Мне очень понравилось.

— Хорошая опера. Но мне больше нравятся итальянские. Хотите услышать арию из «Травиаты»? Поет Тито Гобби.

— Конечно, конечно, — вымолвил Абдулла. Он хотел было спросить, а что в нем такого особенного, в этом Тито Гобби, но не осмелился. Как бы впросак не попасть! Ведь он, признаться, не очень-то разбирается в серьезной музыке. Времени не было да, может быть, и желания…

— Когда-то я собиралась поступать в консерваторию. Потом передумала. — Саяра покачала головой. — Мне вдруг физика понравилась.

— А вы бы могли учиться в консерватории заочно?

— Тсс! — Девушка приложила палец к губам. — Началось.

Тито Гобби пел по-итальянски, и Абдулла, разумеется, ничего не понял, но слушал со вниманием. Саяра сидела с отрешенным видом, и, когда пластинка кончилась, Абдулле захотелось спросить, о чем таком грустном она думает, но Саяра сама обратилась к нему:

— Ну как, хорошо?

— Да. Очень.

— А вам раньше не приходилось слышать?

— Приходилось… слышать, — Абдулла смешался, — но… не эту арию, а… другую.

— Это очень хорошая ария. И к тому же еще никто не спел ее лучше, чем Тито Гобби. Если в «Фаусте» нет равных Шаляпину, то в «Травиате» — Гобби. А у нас нет такого голоса, нет у нас и подобной оперы. — Саяра вздохнула.

— Вы очень расстраиваетесь из-за этого?

— А вы разве нет? Республика у нас богатая, как будто все есть. А вот голосов — нет. Одна Халима-апа. Кого еще назовете?

Никого не мог назвать Абдулла. И не потому, что был согласен с Саярой, а потому, что у него на этот счет попросту не было собственного мнения. Кроме своих уроков и экзаменов, Абдулла мало чем интересовался. До него вдруг дошло, каким неотесанным выглядит он по сравнению с Саярой. «Да, мне далеко до нее, — с обидой подумал он. — Наверно, все дело в том, что она — дочь профессора, а я — сын торгового работника. Но ведь я в этом не виноват». Наконец Абдулла прервал затянувшееся молчание.

— А «Гюльсара»? «Гюльсара»… — неуверенно повторил он. — По-моему, это хорошая опера.

— Вот только она одна…

Абдулла улыбнулся. Слава аллаху, тут он попал в точку. Саяра с ним согласилась.

— Ведь это правда, — продолжала девушка, — после «Гюльсары» у нас ничего стоящего не появилось. Не появилось и новых голосов. Иной раз даже как-то не по себе становится…

Абдулла не отрывал от нее глаз. Наверно, еще трудней ему придется, если она заговорит о литературе. Но ведь этого не избежать…

— Саяра, у вас много книг? — неожиданно спросил он.

— Нет, не очень. А что?

— Можно мне посмотреть?

— Пожалуйста.

Саяра повела его в соседнюю комнату. На всех стенах были книжные стеллажи. Абдулла так и ахнул:

— Большая библиотека…

— Тут большинство книг научные. А вот здесь, в простенке, то, что я люблю.

— Вы все это прочитали?!

— Да. Сейчас перечитываю Хемингуэя. Вы любите его?

— Да как сказать… — Абдулла замялся. — А можно у вас брать некоторые книги?

— Можно. Но…

В это время зазвенел дверной звонок.

— Подождите. Я сейчас… — Саяра выбежала из комнаты.

«Я должен прочитать все эти книги. Почему она могла, а я не могу? — думал Абдулла. — Только где взять время!»

— Папа! — зазвенел голосок Саяры. — Он здесь!

— Кто?

— Абдулла. Он поедет.

— Очень хорошо, — сказал Турсунали-ака.

— Мы тут с ним слушали музыку, танцевали…

— А чай поставила? — послышался женский голос.

«Наверно, это ее мать», — догадался Абдулла.

— Ой! Забыла!

— Тебе бы только танцы. Давай-ка займись чаем!

Абдулла вышел в гостиную.

— Здравствуйте, Абдулладжан. Мадина! — профессор повернулся к жене. — Это сын Гафурджана-ака.

— Как поживаете, молодой человек? — немного растягивая слова, спросила жена профессора. — Так вы определенно решили ехать?