Явдат Ильясов - Пятнистая смерть

Завязалась рукопашная. Бой распался на тысячи поединков. Застучали копья о копья и щиты о щиты, заскрежетали мечи о мечи, зазвенели секиры о секиры. Крик с обеих сторон усилился и превратился в сплошной визг и вой.

Булавами бились. Боевыми топорами с плеча рубились. Прыгали, как барсы, отлетали кувырком, рывком втыкали копья в животы. Разили и резали. Крушили и крошили. Отступали, нападали, падали под палицами, пальцы отсекали, мозжили кости, кости кистенями дробили, дротиками раздирали рты.

— Во имя Ахурамазды! — То ринулись вперед копейщики Виштаспы.

У Виштаспы торчком встали ресницы, взъерошились волосы на висках: он с такой силой ударил ближайшего сака тяжелой пикой, что пробил, как тонкую циновку, плетеный, обтянутый кожей щит, плотный кожаный нагрудник, толстый войлок одежды, пронзил насквозь печень и вогнал железный наконечник на три пяди в землю. Из раны меж ребер сака вытянутым хвостом гнедого коня брызнула кровь.

Пока копейщики орудовали копьями, щитоносцы прикрывали их щитами, защищали мечами. Всадив копье с крюком во вражеский щит, перс наступал ногой на древко — щит выпадал из рук сака, и перс втыкал в грудь саку меч.

Персидская сила уже ломила сакскую силу. Отряд копейщиков ворвался в ряды сакских воинов, как дикобраз в стаю мышей. Ощетиненный железными иглами со всех сторон, он клином врезался в пологий склон, занятый саками. Мутной волной вскипели за ним другие отряды персидского войска.

— Остановить! — крикнула Томруз.

— О-о, Митра, о-о! — ритмично запели старики, обнаженные до пояса.

С гимном на устах и с кинжалами в руках шли они в бой, чтобы на персидских копьях перенестись прямо к потусторонним кострам. Смерть веселила их. С песней и смехом они раздвигали копья, вырывали щиты, хватали врагов за волосы, повергали их на землю, закалывали в шейные ямки или так давили противника, что у него изо рта и носа ручьем лилась черная кровь.

Их изрубили всех до одного, но они сделали свое дело. Пока персы возились со стариками, отряд лучниц Майры подкрался к неприятельским копейщикам сбоку и ударил в них тучей стрел. Багровой мутью схлынул персидский отряд обратно в котловину.

— Во имя Ахурамазды! — Тяжело опустив голову, с хрипом и ревом грузно двинулся на саков Раносбат.

Отряд Раносбата врубился в толщу сакских войск, как толпа горных лесорубов в гущу мастиковых зарослей.

Пятнистые воины в барсовых шкурах медленно выступали на согнутых ногах, низко пригнувшись вперед и вскинув секиры над плечом; глаза их настороженно сверкали в просветах между краями котлообразных шлемов и коваными краями щитов. Резкий взмах — и топор обрушивался на голову сака, прикрытую лишь войлочным колпаком. С треском распадались щиты. Лопались наплечники. Пальцы отрубленных рук судорожно хватались за колючую траву.

Огромную просеку проложили секироносцы Раносбата в плотных рядах сакского войска. Это была тяжелая работа. Из-под корней волос у персов струился пот, с шумом вырывалось из-под забрал горячее дыхание.

Вновь крушила сила персидская силу сакскую.

— Остановить! — крикнула Томруз.

— О-о, Митра, о-о! — запели воины из рода Фрады. Смертью своей решили они искупить вину старейшины перед саками. Они напали на Раносбата сбоку. И когда секироносцы повернулись к ним лицом, сзади в них ударили тучей стрел лучницы Майры. И эта персидская волна схлынула обратно в котловину.

Не было спасения от длинных стрел — грозного сакского оружия.

От сакской стрелы не убежать пешему — догонит. Не умчаться верхом настигнет, пригвоздит к хребту коня. Спрячешься в панцирь — пробьет вместе с панцирем. Прикроешь щитом грудь — ударит в голову, прикроешь голову ударит в грудь.

Под ногами сражающихся тяжко вздрагивали холмы, трескались камни, сухая трава превратилась в пыль и золу; даже солнце потемнело от страха и прикрылось облаком взметнувшегося к небу желтого праха. На дне котловины заплескалась кровь. Она хлюпала, как жидкая грязь. Кровь доходила Курушу до колен.

Утана бегал, разбрызгивая кровь, позади царского шатра, рвал на себе волосы и все твердил хрипло, не отрывая глаз от умирающих.

— За что? За что?

Пали мады, варканы, харайва. Дахи и парты повернули оружие против «благородных», принялись избивать их нещадно, а затем перебежали на сакскую сторону. Распростились с жизнью тысячи персов. Битва подходила к концу.

Куруш отобрал оставшихся воинов самых крепких и вознес к небу краткую, похожую на проклятье молитву.

— Во имя Ахурамазды! — Он вынул из ножен широкий меч — такой блестящий, что в нем отразились, ясно, как в зеркале, глаза и зубы окружавших царя телохранителей, с улыбкой поцеловал клинок, покрепче стиснул его в жилистой руке и проворно, крупными скачками, кинулся вверх по склону.

Пробиться сквозь толпу саков — и бежать прочь от этой заколдованной котловины!

Царь царей действовал мечом сноровисто, как земледелец серпом — он один скосил целый ряд спешенных кочевников, уложил на землю, точно снопы, «сравнял их с их тенью».

Тот, кто встретился в битве с желтыми глазами Куруша и остался жив, навсегда запомнил их выражение, до конца дней своих не мог вспомнить о них без содрогания.

Он видел немигающие глаза Пятнистой смерти.

Курушу нанесли несколько глубоких ран, однако повелитель Айраны не останавливался.

Рядом сражались Раносбат и Виштаспа.

Отряд «бессмертных» — личных телохранителей Куруша, ободренный примером государя, вырвался, убивая саков, хуваров, бактров и сугдов, далеко вперед, чуть ли не к шатру Томруз.

Персы одолевали!

Продолжая успешно и неутомимо пробиваться к гребню холма, царь царей с ходу наткнулся на прислоненный к выступу скалы тяжелый сакский щит.

Он резко споткнулся и выронил меч.

Опрокинулся навзничь и покатился вниз по склону.

С маху ударился о торчащий камень.

Голова его странно выкрутилась и подвернулась под левое плечо. Широко раскинутые руки и ноги задергались, на губах выступила кровавая пена, глаза вылезли из орбит.

Саки из последних сил навалились на «бессмертных» и столкнули их, сами падая и задыхаясь, обратно в котловину. И так всю битву — персы упорно лезли из котловины, как свора свирепых джинов из случайно раскупоренной бутылки, а саки еще более упорно старались отбросить, спихнуть, вколотить их назад, в бутыль.

Кучка уцелевших персов пустилась бежать к устью лощины — может, хоть там найдется лазейка?

Раносбат и Гау-Барува задержались на миг возле все еще живого царя царей.

— Что с ним такое? — услышал Куруш сквозь охватывающий его смертный сон голос верного Раносбата.

— Споткнулся о сакский щит и сломал шею. Обошел полмира — и не споткнулся. А здесь…