Василий Ардаматский - Последний год

— Прекрасно, напомните ей об этом разговоре. И дальше. Ей надо подбросить…

Мануса прервал телефонный звонок. Протопопов коротко поговорил и, положив трубку, по другому телефону отдал распоряжение кому-то немедленно отправиться к великому князю Дмитрию Павловичу и сообщить ему, что выезд в Крым ему категорически воспрещен.

— Кто звонил? — спросил Манус.

— Ростовцев. Он передал приказ императрицы.

— Прекрасно. То, что он хотел удрать, работает на вас. И ей следует подбросить мысль о том, что Распутин — это только начало. Напомните ей о заговоре против нее и скажите: «Извините меня, матушка, но теперь я буду смотреть за всем сам».

— Да, да, да, — мелко кивал Протопопов, и лицо его уже выражало решительность.

— Поезжайте немедленно.

Протопопов распорядился по телефону подать машину к подъезду министерства и уже направился к шубе, скомканной на диване рядом с дохой Мануса, но в это время Манус сказал:

— Есть еще одна беда.

Протопопов замер, согнувшись над шубой.

— Что еще? — выпрямляясь, он схватился за поясницу.

— Установлено, что Грубин был немецким шпионом. Протопопов шаркающей походкой вернулся к столу:

— Откуда вам известно?

Манус рассказал о визите к нему Бурдукова.

— Боже, какой негодяй! Я его выгоню! — воскликнул Протопопов.

— Не надо, не надо, всему свой час, — спокойно сказал Манус. — Пусть лучше будет у вас на глазах. Но нужно сделать вот что: пригласите его к себе и в присутствии надежного человека между прочим скажите, что вам звонили военные по делу 1707, и спросите — у него ли это дело? Пусть он ответит при свидетелях. А дело-то у меня в сейфе. Вы помолчите немного, поиграйте у него на нервах и скажите, что вы хотите попозже услышать его доклад о работе по этому делу. И все, пожалуй…

— Ясно. Очень умно, — оживился Протопопов, вернулся к дивану и стал энергично надевать шубу, благодарно посматривая на Мануса. Нет, нет, не зря понимающие люди говорят, что у Мануса царская голова…

Тревожиться Манусу надо было гораздо раньше…

Как и предрекал Грубин, в семнадцатом году Манус лишился всех своих капиталов. Но кости свои все же собрал и удрал за границу. Там он попытался, не имея средств и полагаясь только на свою изворотливость, начать новую биографию дельца. Он нашел там какого-то тоже бежавшего из России купца, который в отличие от него вывез немного золота. Манус предложил ему совместную игру на бирже. Купец, помня о былой славе крупного удачника, согласился. Игра длилась недолго — они разорились…

Кончилось тем, что Манус зарабатывал на хлеб, работая грузчиком в марсельском порту, и там вскоре умер.

Так завершилась судьба человека, который все же оставил свой след в русских архивах…

Что же касается князя Андронникова, то он тогда, после разговора с Манусом у ресторана, поверил в одно — опасности нет. Ему, конечно, жалко было денег, отданных Бурдукову, но он утешал себя тем, что жизнь и покой души стоят все-таки дороже тех денег. И на другой день Андронников ринулся в новые авантюры…

Насколько ловок был этот проходимец, говорит тот факт, что имя его появляется и в послеоктябрьском, уже советском архиве.

В книге, вышедшей в Издательстве политической литературы, «В. И. Ленин и ВЧК» опубликовано следующее письмо Владимира Ильича Зиновьеву от 10 июля 1919 года:

«Прошу назначить — исключительно партийных, опытных, абсолютно надежных и беспристрастных — товарищей для расследования поведения и данных о случае

1. Исаака Григорьевича Шимановского, секретаря Петроградской Чека (честный ли человек, не было ли случаев воровства, проверить).

2. б. князя Андронникова (друга Распутина, Дубровина и т. д.), служащего в Чека в Кронштадте.

Председатель Совета Народных Комиссаров 10.07 1919 г.». В. Ульянов (Ленин)ВП

После Октябрьской революции Андронников перебрался в Кронштадт — надеялся, может быть, что здесь его в лицо никто не знает. Там он связался с контрреволюционной белогвардейской организацией «Петроградский национальный центр»… Потом, на допросе в ЧК, он будет клясть себя за то, что он поверил «этим из-центра», будто они в два счета сбросят Советскую власть. Между прочим, на следствии и потом на суде Андронников был уличен и признался в том, что до революции занимался шпионажем в пользу Германии.

По делу «центра» он был осужден.

Но почему в записке В. И. Ленина он назван служащим Кронштадтской Чека? Дело в том, что, находясь в Кронштадте, он до самого ареста посещал семьи оставшихся не у дел или скрывшихся бывших морских офицеров, выдавал себя за чекиста и за обещания всяческого содействия брал деньги. Очевидно, до В. И. Ленина дошла жалоба кого-то из пострадавших. В общем, Андронников до конца оставался авантюристом, быть на этой земле в какой-нибудь другой роли он не мог.

За утренним чаем царь сказал жене, что у него будет Бьюкенен. Она сжала пальцами виски и простонала:

— Боже мой… боже мой!.. Они все живут и продолжают терзать тебя, а нашего Друга нет, и это они его погубили.

— Успокойся, дорогая. — Он погладил бело-голубоватую холодную руку жены. — Успокойся, никому не позволено меня терзать.

— Все они торжествуют, что рядом с нами нет отца Григория! — Глаза царицы расширились, задрожали губы.

— Успокойся, успокойся. — Николай видел, что надвигается вспышка истерии, против которой он всегда употреблял одно средство: спокойный, рассудительный разговор. — Ты не права, дорогая, ни один мало-мальски уважающий себя человек не может торжествовать по поводу такого мерзкого убийства. Англичанин тем более. Ты же знаешь англичан. Бьюкенен, я уверен, потрясен этим так же, как и мы.

— Ты сравниваешь с ним меня, себя. Боже мой! Что ты сказал? Что ты сказал? — Ее голос задрожал, она уронила голову и прижала кружевной платок ко рту.

Он встал, приблизился к жене и молча гладил ее вздрагивавшие плечи. Она вдруг выпрямилась и, закинув к нему голову, заговорила по-английски быстро и совершенно спокойно:

— Хочешь, я скажу, с чем к тебе явится Бьюкенен? На Григории они не успокоятся. Он будет требовать новую жертву — Протопопова. Но и это не все. Они хотят, чтобы ты прогнал все свое правительство и создал новое из лиц, которых они давно приготовили. Ты же сам говорил мне, что думские хулиганы то и дело бегают в английское посольство. Зачем они туда бегают? Выкурить сигару с Бьюкененом? О нет, нет!

Николай вернулся на свое место и, отодвинув тарелку, сидел с нахмуренным, недовольным лицом, смотрел на разрисованные морозом окна.

— Ники, пойми, пойми. Григорий только начало заговора против тебя, против нас, против твоей самодержавной власти. И я не удивлюсь, когда станет известно, что Бьюкенен находится во главе заговора, — быстро, со злостью проговорила царица.