Ричард Хилдрет - Белый раб

Последнюю строфу он повторил ещё раз, стараясь прочесть её как можно более выразительно.

— К этому припеву, — сказал он, — нисколько не уступающему стихам Томаса Мура, [56] Томас Мур (1779–1852) — английский поэт-романтик. могли бы присоединить свои голоса три четверти наших молодых людей, да и пожилые бы от них не отстали. И тем не менее добрая половина тех людей, которые ещё совсем недавно влюблялись в смуглых красавиц, начнут распространяться о расовой неприязни и, очень может быть, даже заведут разговор об ужасах смешения рас. Сколько же в нашем мире обмана, лицемерия и притворства!

Так как я ничего ему не отвечал, он продолжал.

— Ну, допустим, что Касси — ваша бывшая возлюбленная — а вы так ею интересуетесь, что, по-видимому, дело именно в этом, — я всё же не могу вас причислить к поклонникам Чёрной Венеры. Она скорее, пожалуй, принадлежала к белой расе. Но, знаете, здесь, на Юге, мы всех наших рабов безотносительно к цвету кожи считаем чёрными. Схватите где-нибудь первую попавшуюся ирландку или немку и продайте — а так иногда делают, — она сразу же превратится в чернокожую, и из неё выйдет отличная невольница, не хуже, чем из какой-нибудь африканки.

— Если вы действительно считаете, что я в какой-то мере интересуюсь этой женщиной и её ребёнком, — прервал его я, с трудом сдерживая себя, — не лучше ли вам оставить ваши шутки и сказать мне, что с ними сталось. А вопросы, касающиеся расовой неприязни, смешения рас и Чёрной Венеры, которые вас, по-видимому, так волнуют, мы обсудим как-нибудь в другой раз при более благоприятных обстоятельствах.

— Знаете, в том, что касается лично меня, — ответил он, — совесть моя совершенно чиста. Если бы я тогда мог предвидеть, что через двадцать лет вы захотите со мной расправиться — а приглядываясь к вам за эти полчаса, я пришёл к выводу, что ссориться с вами не стоит, — то я всё равно не мог бы вести себя с этой женщиной лучше, чем вёл себя тогда.

Если бы я сказал вам, что я не делал никаких попыток завоевать благосклонность Касси, вы бы мне всё равно не поверили. Они были. Но она отвечала на них такими слезами, такой мольбой, и на лице её выражалось такое страдание, что вся моя страсть погасла и сменилась жалостью.

Вскоре я понял, что больше всего она страдала от страха, что её разлучат с сыном, что, конечно, легко могло случиться. Одному из новоорлеанских работорговцев, с которым наша фирма была связана деловыми операциями, эта женщина приглянулась, и ему очень хотелось приобрести её. После тщательного осмотра, во время которого он допускал вольности о которых я не стану вам рассказывать, почтенный негоциант объявил, что эта Касси — просто роскошь, товар первого сорта, и её легко будет продать на невольничьем рынке в Новом Орлеане. Он сразу же предложил за неё две тысячи долларов звонкой монетой, и Гудж согласился, при условии, что тот возьмёт одновременно и ребёнка, приплатив за него ещё сто долларов. Негоцианту, однако, ребёнок не был нужен. Он считал, что малыш этот принесёт ему один убыток. Это снизит цену на мать. Так он по крайней мере говорил и в то же время предлагал Гуджу отдать ему мальчугана даром — так сказать, в придачу.

Какая-то дама, проживавшая в Августе, подыскивая будущего слугу для своего сына, предложила семьдесят пять долларов. Всё складывалось так, что мать должны были продать новоорлеанскому торговцу, а ребёнка — даме из Августы. Несчастная мать, почуяв беду, подозвала меня и взмолилась о помощи.

Случилось как раз так, что в отсутствие Гуджа, поехавшего на торги, которые происходили в десятке миль от Августы, к нам на склад зашёл некий джентльмен с дамой. Госпоже нужна была горничная. Джентльмен оказался плантатором из штата Миссисипи. Его поместье находилось недалеко от Виксбурга, и он возвращался домой после свадебного путешествия со своей молодой женой, на которой недавно женился на Севере. Я показал им Касси, и она стала умолять их купить её вместе с ребёнком. Малютка опустился на колени, сложил свои крохотные ручонки и стал просить сначала леди, а потом её мужа не разлучать его с матерью и не допустить, чтобы торговец из Нового Орлеана купил её отдельно. Дама, подробно расспросив Касси о том, чему она обучена и что умеет делать, объявила, что это именно то, что ей нужно. Она выросла на Севере и не любила негров; одна мысль о том, что подле неё будет чёрная служанка, внушала ей отвращение. «А эта женщина, — говорила она, указывая на Касси, — почти так же бела и миловидна, как женщины Новой Англии. Что же касается мальчика, то он очень скоро уже научится чистить ножи, прислуживать за столом и вообще будет полезен в доме».